– Вы проявляете интерес к дипломатическим вопросам, – заметил он.
– Разве война не заставляет всех нас изучать дипломатию? Однажды Наполеон заявил вдове маркиза Кондорсе[16], что презирает женщин, встревающих в политику. Знаете, каков был ответ?
Девлин отрицательно мотнул головой.
– Она сказала: «Разумеется, вы правы, генерал. Но если женщинам в некоей стране отрубают головы, естественно, что им хочется понимать причину».
Мадам Кондорсе овдовела, поскольку революция отправила ее супруга, знаменитого философа маркиза Кондорсе, на гильотину. Взгляд Себастьяна упал на левую руку собеседницы. Француженка по-прежнему носила на пальце скромное золотое кольцо, но темно-лиловый шелк ее платья говорил сам за себя, ведь это был цвет печали и траура.
Словно почувствовав направление мыслей виконта, мадам обронила:
– Моим мужем был барон Жан-Батист Шампань. Его убили в сентябрьской резне 1792 года.
Себастьян слышал о бароне. Подобно графу де Вирье и Лалли-Толландалю[17], Шампань поначалу поддерживал революционное движение – пока оно не обратилось в жестокость и насилие и не начало пожирать своих вдохновителей.
– Тогда вы и покинули Францию?
– Да, как только смогла.
Голос собеседницы едва заметно дрогнул, она отвернулась, оставив взгляду виконта лишь безупречный профиль, и посмотрела в окно на поток элегантных экипажей и важно шествующих по улице джентльменов. Девлин поймал себя на размышлениях о жизни в Париже, которую мадам Шампань некогда вела и которую потеряла, об ужасах, свидетельницей которых она стала до побега в Венецию, и о годах одиночества, выпавших с тех пор на долю изгнанницы, утратившей все, кроме воспоминаний.
Собеседники немного помолчали, наблюдая, как пухлощекий денди с неимоверно высоким воротничком рубашки и затянутой в рюмочку талией подошел к двери, ведшей в квартиры наверху, и исчез внутри. Мгновением позже сквозь гомон кофейни можно было расслышать шарканье его шагов по лестнице.
– Эти подозрительные субъекты, с которыми, по вашим словам, Росс имел дело… – заговорил Девлин. – Вам известно, кто они?
– Нет.
– С чего же вы взяли, что они опасны?
Полные губы снова насмешливо скривились.
–По моему опыту, мужчин, которые поднимают воротник плаща и нахлобучивают шляпу достаточно низко, чтобы скрыть лицо, как правило, следует остерегаться.
– И часто Росса посещали подобные личности?
– Довольно часто.
– А в ночь его смерти?
– То есть, в прошлую субботу?
– Да.
– Почему вы думаете, что я вспомню об этом теперь, неделю спустя?
– Потому что в воскресенье утром, узнав о кончине Росса, вы что-то заподозрили. По-моему, вы переосмыслили нечто, увиденное накануне.
Мадам Шампань отпила глоток кофе.
– А вы догадливы.
– Кто приходил к Александру Россу тем вечером?
Француженка осторожно отставила чашку:
– Ну что ж, дайте подумать… Первой была молодая женщина. По крайней мере, я предполагаю, что молодая, хотя трудно утверждать наверняка, ведь на посетительнице был плащ с наброшенным капюшоном.
– Прилично одетая?
– Плащ простой, но хорошего кроя. Больше я ничего не разглядела, поскольку на ней имелась еще и вуаль. Но не уличная женщина, если вы об этом.
– А Росс развлекался с уличными женщинами?
– В своей квартире – нет. Как он вел себя в других местах, мне неизвестно.
– И долго пробыла у него эта посетительница?
– Минут двадцать, может, полчаса – не больше. Ушла очень быстро.
– Она приехала в карете?
Мадам Шампань отрицательно покачала головой:
– Конечно же, на извозчике.
Девлин кивнул. Сент-Джеймс-стрит слыла сугубо мужской вотчиной. Для женщины благородного происхождения даже прогуляться по этой улице считалось нарушением принятых в обществе правил. А уж оказаться замеченной входящей в квартиру джентльмена, да еще одной, для любой приличной дамы означало немедленный и безоговорочный позор. Неудивительно, что посетительница – кем бы она ни была – постаралась скрыть свое лицо.
– А потом?
– Через час-другой после отъезда женщины по лестнице поднялся мужчина в вечернем наряде.
– Как он прибыл?
– Пешком. Но о нем расспрашивать бесполезно, поскольку я и вправду ничего не смогу сообщить. Шляпа визитера была низко надвинута, воротник накидки поднят, а голову он старательно держал опущенной.
16
София де Кондорсе, урожденная Груши (1764–1822) – французская писательница-феминистка. Как утверждали недруги супругов Кондорсе, именно ее пагубным влиянием объяснялась поддержка, которую ее муж, французский философ, учёный-математик, академик и политический деятель маркиз де Кондорсе оказывал республиканским идеям во время Французской революции. Наиболее известная работа, вышедшая под ее именем, – французский перевод "Теории нравственного чувства" Адама Смита. Маркиза принимала большое участие или была соавтором работ феминистской направленности, опубликованных под фамилией мужа. В них утверждалось, что биологические различия между мужчинами и женщинами не дают оснований для разного отношения к ним в области образования, гражданских прав или на рынке труда.
17
граф Франсуа-Анри де Вирье (1754 – 1793) – из старинной дворянской семьи, в начале Французской революции был полковником. Избранный депутатом от дворянства в Генеральные штаты, голосовал за уничтожение дворянских привилегий, но затем вернулся в стан роялистов. Во время террора вместе с графом де Преси два месяца отстаивал Лион против войск Конвента; когда последние ворвались в город, граф де Вирье погиб в схватке, командуя арьергардом.
маркиз Трофим Жерар Лалли-Толландаль (1751-1830) – французский политический деятель, сын генерал-лейтенанта ирландского происхождения графа Томаса-Артура де Лалли. В мае 1789 г. Лалли-Толландаль-младший был избран депутатом Генеральных штатов от парижского дворянства. В августе 1789 г. принимал участие в разработке Декларации прав человека и гражданина. Именно он настоял на внесении в Декларацию положения, что «все допускаются к должностям без всякого различия, кроме различия в способностях и доблестях». В 1790 г. эмигрировал в Швейцарию, в 1792 г. возвратился на родину, но в день падения монархии 10 августа 1792 г. был арестован и заключён в тюрьму. Был освобожден незадолго до «Сентябрьской резни» и отправился в изгнание в Англию.