Родись Геро мужчиной, Джарвис гордился бы ее сильной волей и блестящим умом. Но он слишком долго доверял дочь попечению полусумасшедшей матери, которая совершенно не контролировала девчонку. В результате та выросла, нахватавшись идей, которые нельзя назвать иначе, чем радикальными. А это ее последнее начинание… Что ж, по крайней мере, Геро хватило ума прийти к отцу, прежде чем броситься сломя голову на Боу-стрит. Сэром Уильямом он мог управлять. Все, что оставалось сделать, – подчистить концы. А это барону всегда хорошо удавалось.
Своим представлением ко двору лорд Джарвис был обязан дальнему родству с королем Георгом ІІІ. Но незаменимым у трона вначале короля, а затем и принца-регента этот вельможа сделался исключительно благодаря своему выдающемуся интеллекту в сочетании с невероятной силой воли и коварством. Место премьер-министра было бы за ним, стоило только пожелать. Но барон не стремился к должностям, оставляя номинальное управление страной таким людям, как Спенсер Персиваль или граф Гендон. Никто лучше Джарвиса не понимал, насколько ограничена публичная власть. Он находил более удобным – и выигрышным для себя – управлять, пребывая в тени. В Англии не было человека более могущественного, чем лорд Джарвис. Но, с другой стороны, не было и человека столь же неистово преданного своей стране и королю. Ради Британии и правящей династии Джарвис был готов на все.
Поскребывание у двери заставило сановника повернуть голову. Склонив бледное лицо, секретарь доложил:
– К вам полковник Эпсон-Смит, милорд.
– Просите.
Полковник, держа шляпу в руке, прошел на середину кабинета и отвесил поклон:
– Желали видеть меня, милорд?
Брюс Эптон-Смит был высоким мужчиной. Не таким высоким, как Джарвис, но внушительно мускулистым, темноволосым и сероглазым. В прошлом офицер кавалерии, Эпсон-Смит служил барону уже более трех лет и был самым умным и безжалостным из всех его агентов.
Джарвис, достав из кармана эмалевую табакерку, одним щелчком открыл ее.
– Прошлым вечером неизвестные убили полдюжины шлюх в приюте Общества друзей возле Ковент-Гардена. Я хочу, чтобы вы выяснили, кто это сделал, и уничтожили убийц.
На обычно бесстрастном лице полковника промелькнуло удивление:
– Принц-регент проявил интерес к этому случаю?
Джарвис заправил в ноздрю понюшку табаку.
– Это личное дело.
– Я займусь им тотчас же, милорд, – склонил голову полковник.
– И, разумеется, тайно.
– Разумеется, – еще раз поклонившись, Эптон-Смит вышел.
ГЛАВА 5
Себастьян почувствовал повисшее в воздухе зловоние застарелой гари задолго до того, как приблизился к останкам приюта Магдалины в Ковент-Гардене. Внутри дом полностью обрушился, осталась только выжженная скорлупа из почерневших кирпичей и обугленных балок. Три человека с обвязанными платками лицами, в обмотанных влажными тряпками башмаках осторожно расчищали себе путь сквозь руины. Собравшаяся на углу небольшая толпа оборванных женщин и детишек глазела на происходящее с вытянутыми и серьезными лицами. Даже рассыльный пекаря молчал, позабыв о висящем на шее лотке с остывающими булочками.
Виконт заметил Пола Гибсона, неуклюже склонившегося над маленьким телом в порванном, испачканном желтом платьице. Еще шесть трупов лежали рядком вдоль тротуара. Четыре из них, с черной, покрытой волдырями кожей и обуглившимися до неузнаваемости лицами, сильно обгорели. Других жертв, очевидно, прикрыло падающими обломками: их тела были хоть и сильно повреждены и искорежены, однако пригодны для опознания.
Присев на корточки рядом с другом, Себастьян всмотрелся в молоденькую девушку, чье худенькое тело огонь почти не тронул. С виду ей сравнялось не больше тринадцати-четырнадцати лет, личико было еще по-детски пухлым, светлые, как кукурузные рыльца, мягкие волосы развевались на пропахшем дымом ветру. Но внимание виконта привлек изодранный и залитый кровью лиф ее простенького муслинового платья.
– Упавшая балка? – спросил он.
Пол Гибсон покачал головой.
– Нет. Ударили ножом. В бок, – показал хирург пальцем, – и несколько раз в грудь.
– Проклятье, – тихо ругнулся Себастьян. – Она была права.
– Кто был прав? – подняв голову, прищурился на него Гибсон. – Что, кто-то спасся?
– Похоже на то. А что с остальными? – виконт кивнул в сторону неподвижного ряда.
Сжав губы в тонкую линию, Пол Гибсон проследил за взглядом собеседника. Этот ирландец не один год отработал военным хирургом и сталкивался со всеми невыразимыми ужасами кровопролитной бойни на полях сражений. Сейчас, в дополнение к небольшой хирургической практике возле Тауэра, он преподавал в больнице Святого Томаса [11]. Но Себастьян знал, что, несмотря на весь опыт, любая преждевременная или насильственная смерть причиняла другу страдания. Вот почему доктора часто можно было застать поздней ночью в небольшом строении, укрытом в глубине запущенного палисадника, за изучением тайн жизни и смерти по телам, заимствованным из общественных кладбищ города. Никто в Лондоне не читал по мертвецам искуснее Пола Гибсона.
– С другими то же самое, – ответил хирург. Он поднялся и, слегка пошатнувшись, перенес вес тела на здоровую ногу – вторую по колено оторвало французским ядром. – Некоторые так сильно обгорели, что установить причину смерти без вскрытия невозможно. Но я обнаружил, по крайней мере, еще одну заколотую и одну с перерезанным горлом.
– А застреленных не было?
– Да, вон та женщина, с дальнего краю, действительно была застрелена. Откуда ты знаешь?
Себастьян посмотрел на темнеющее в отдалении тело.
– Ее могли бы опознать?
– Возможно, мать. Хотя не хотелось бы, чтобы мать запомнила дочь такой.
Один из мужчин, копающихся в тлеющих руинах, вдруг хрипло вскрикнул, и Гибсон перевел взгляд на него.
– Похоже, нашли еще одну, – заметил он. – Итого восемь.
– Господи Иисусе, – протяжно выдохнул Себастьян. Он смотрел, как двое мужчин выбираются из развалин, таща самодельные носилки.
– Эта совсем плоха, – бросил один из работников, опуская ношу на тротуар. – Слава Богу, последняя.
Гибсон, присев над почерневшей, обугленной фигурой, присвистнул:
– Так обгорела, что даже вскрытие…
– Отойдите от тела!
Подняв голову, Себастьян увидел слезающего с громыхающей повозки высокого, похожего на медведя мужчину в огромном цилиндре и шелковом красно-белом полосатом жилете. Сэр Уильям Хэдли, один из штатных магистратов на Боу-стрит, приближался, напыжившись и выпятив челюсть, словно готовясь к драке.
– Что вы себе позволяете? Вы что, не слышали? Убирайтесь от тела!
Гибсон медленно поднялся на ноги.
– Я хирург.
– Хирург! Кто дал вам разрешение осматривать трупы? Я не назначал вскрытия. И не вздумайте долдонить, что об этом попросили какие-то родственники – все равно не поверю. У шлюх нет родни… по крайней мере, той, которая бы их признавала.
Ирландец неодобрительно нахмурил темные брови:
– И все же, сэр Уильям, вскрытие необходимо. Эти женщины были убиты.
– Убиты? – магистрат неприятно рассмеялся. – О чем это вы? Никакого убийства не было. Все погибли при пожаре. Свечку, небось, поставили слишком близко к занавеске, а не то уголек из камина выпал.
– Чем же тогда вы объясните ножевые ранения?
– Ножевые ранения? Что за ранения?
– По крайней мере, две из погибших были заколоты, а одной перерезали…
Массивная рука сэра Уильяма взлетела в пренебрежительном жесте.
– Довольно. Я не стану растрачивать силы нашего ведомства на расследование причин смерти кучки потаскух. Вы полагаете, почтенным гражданам Лондона не все равно, будет на улицах десятком шлюх больше или меньше?
11
Больница Святого Томаса(англ. St Thomas' Hospital) – одно из старейших лечебных учреждений Лондона. Уже в 1251 г. упоминается как древняя. Названа в честь Святого Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, т.е. могла быть основана после его канонизации в 1173 г., но, возможно, речь идет только о переименовании больницы при монастыре Святой Марии в Саутворке, построенной аж в 1106 году. После расформирования монастыря в 1539 г. больница Св.Томаса был вновь открыта с согласия Эдуарда VI, теперь как светское учреждение. С 1551 г. при лечебнице организовали медицинскую школу. Там же был открыт первый английский анатомический театр.