— Год воюю — будешь иметь характер! — вырывается у Лепешева.
Генерал Федотов опять долго молчит. Отблески неяркого костра подрумянивают его осунувшееся лицо, делают его более молодым.
— Вы правы, лейтенант, — тихо говорит он наконец. — У немцев перед садами большая возможность маневра. А здесь, на круче… Тут только в лоб. Да еще на узком участке. Мы закопаем наш танк именно тут. И дадим вам две «сорокапятки». Согласны?
— Конечно.
Генерал опять улыбается и по-отцовски добрым голосом произносит:
— Ну, вот и договорились. Можно наше совещание считать законченным?
Лепешев конфузится.
Федотов тихо смеется и похлопывает его по плечу.
— Не надо, лейтенант. Я очень рад, что вы в самом деле хороший командир. Не всякий молодой человек так разумно делает свое воинское дело. — Он на мгновение замолкает. — Сегодня вот такой же юноша по своей глупости оставил противнику почти весь наш боезапас. Есть три дивизионные пушки, есть двадцать три миномета, а стрелять теперь нечем… Так-то.
— А патроны? — вырывается у Лепешева.
— Этим мы вас скромно, но обеспечим. И гранатами, и противотанковыми патронами. И к «сорокапяткам» снарядов дадим.
Они опять молчат, наблюдая, как ползут вверх разгруженные у реки грузовики.
— Женаты? — вдруг спрашивает Федотов.
— Нет.
— Мать и отец живы?
— Матери нет. Умерла. У отца новая семья.
— Гм… — Федотов поправляет на плечах шинель. — Хорошо, что не женаты.
— Да, хорошо, — неожиданно для себя охотно соглашается Лепешев и невольно вспоминает ту, которая так и не приехала к нему в Кишинев. Ему уже не жаль ни ее, ни себя, ни канувшую в Лету юношескую любовь. Сейчас есть только легкая грусть о прошлом да запоздалое облегчение, что судьба не связала его с расчетливой, лицемерной женщиной.
— В атаку сами взвод водили? — спрашивает Федотов.
— Нет. Помкомвзвода. Я оставался здесь. — У Лепешева начинают гореть уши, ему кажется, что генерал сейчас саркастически усмехнется. — Нужно было грамотно прикрыть огнем атакующих в случае осложнений.
Генерал не усмехается. Он внимательно смотрит на лейтенанта и уважительно говорит:
— Весьма разумно поступили. Для молодых командиров такое самопожертвование — редкость. Юные лейтенанты зачастую стремятся и где нужно, и где не нужно играть первую скрипку. Чаще всего в ущерб руководству боем. Не зазнавайтесь, но вы молодец.
— Да ну… — снова конфузится Лепешев. — Моей заслуги тут нет. Помкомвзвода у меня надежный. Опытный боец. Это он вам огненный сигнал устроил.
— Да? — весело удивляется Федотов. — Вы бы хоть показали мне его. Как-никак я ему чем-то обязан…
— Глинин! — кричит Лепешев.
Из здания бесшумно появляется Глинин. Он останавливается у дверного проема, вдали от костра, и вытягивается по стойке «смирно».
— Красноармеец Глинин по вашему вызову явился.
— Подойдите ближе, — говорит Лепешев.
Глинин делает три шага и опять останавливается.
— Да подойдите же! — добродушно смеется Федотов. — На немцев в атаку ходить не трусите, а своих генералов боитесь.
Глинин подходит к костру. Федотов делает шаг навстречу и жмет ему руку.
— Спасибо, красноармеец Глинин! Вы нам весьма и весьма помогли. Благодарю. От всего личного состава благодарю!
— Служу Советскому Союзу! — чужим голосом отвечает боец.
Генерал досадливо морщится, ему, очевидно, хочется поговорить не по-казенному. А Лепешев удивляется. Он видит, как мелко подрагивают пальцы у его вытянувшегося в струнку помощника. Такого за Глининым никогда не водилось.
— Я уже сказал товарищу Лепешеву, как вы нам помогли, — тихо говорит Федотов. — Хочу, чтобы и вы это знали, поняли в полном объеме.
— Так точно, понимаю, товарищ генерал-майор! — хрипло рубит боец.
Федотов опять морщится.
— Вольно, красноармеец Глинин. Присаживайтесь к костру. Поговорим.
— Разрешите доложить, товарищ генерал! Есть срочное дело. Не могу сидеть.
— Ну что ж… — Федотов сожалеюще разводит руками. — Коль так… Отпустим его, лейтенант?
— Да. Пусть идет. — Лепешева начинает всерьез беспокоить поведение помкомвзвода, он уже опасается, что бирюк выкинет какой-нибудь номер, вроде того, как вечером с полковником Савеленко.
— Идите, красноармеец Глинин, — хмуро говорит Федотов и пристально смотрит в лицо напрягшемуся бойцу.
— Есть идти! — с явным облегчением произносит Глинин, четко поворачивается и быстро скрывается в конюшне.
Генерал ногой подталкивает головешки в середину костра и о чем-то думает, а Лепешев гадает — что такое могло сегодня приключиться с твердокаменным бирюком, если у него вдруг стали дрожать пальцы.