А потому, после того, как я подготовил все для костра (повезло, наш выворотень накрыл, частично раскрошив, старый, полусгнивший ствол такого же гиганта, и часть дров осталась сухими), взял три котелка, и пошел было к реке, как яростный рявк голована, а паче образ летящей мне на спину огромной кошки заставил меня длинным перекатом уйти в сторону, направо. При этом двудулка отлетела налево.
Приземлившись в лужу, я, подняв кучу брызг, перевернулся и встал на правое колено, вырывая из кобуры револьвер. И с ужасом понял, что страховочный ремешок не позволяет мне это сделать. Мать, это же не моя кобура от импульсника! Это древняя система, чисто механическая!
А кошка, успев приземлится и развернутся, сделала второй прыжок, уже точно в меня. И я единственное что успел, так это откинуть в конце концов ремешок и взяться за рукоять револьвера.
Сбоку в кошку ударила бело-рыжая молния. Герда, моя голована! Сбив кошку с намеченной траектории, она успела на лету вцепиться своими челюстями в правое плечо лесной хищницы. И обе кувырком покатились чуть правее от меня. Кошка визжала от боли, и правой задней лапой рвала бедро Герды. Это я успел разглядеть до того, как одним прыжком подскочив к дерущимся, левой рукой за загривок вздернуть кошку с висящей на ней Гердой, взвести курок револьвера и выстрелить в затылок кошки. Из-под нижней челюсти кошки вылетел небольшой фонтанчик крови и плоти, тело хищницы рванули конвульсии.
А я тем временем подхватил на руки разжавшую челюсти, и скулящую вслух и плачущую от боли в ментале Герду. С бока, с бедра голованы свисали жуткие лохмотья из кожи и мышц, глубокие рваные порезы истекали кровью. Впрочем, крупных артерий задето не было, слава Богу, .
— Сейчас, тихо, девочка. Тихо, — я распотрошил рюкзак, доставая бинты, йод, фляжку с водкой и катушки с нитками. Развел в котелке полстакана водки, протянул голованке. — Пей, девочка. Знаю, что не нравится, но пей все.
Фыркая, Герда выпила разведенную дождевой водой водку, и практически мгновенно захмелела, да здорово. Чуть ли не песни в ментале петь начала, я почувствовал огромное облегчение, когда водка сработала как обезбаливающее. Да и крови она много потеряла, алкоголь мгновенно подействовал. И потому начал аккуратно промывать той же водой с водкой и капелькой йода раны собаки. Та порой дергала лапой, и слегка взвизгивала, но уже в хмельной полудреме. Закончив промывать, я вытащил из кружки залитые водкой шелковые нитки и иголку. Сейчас самое главное, надо аккуратно сшить разорванный бок собаки. Раны неглубокие, но их много, если не смогу сейчас сделать, будет собака еще большим инвалидом. А потому хоть страшно, но необходимо. Тем более я знаю как, даже на специальных тренажерах тренировался. Правда, те киборги имитировали людей…
Через час, укрыв спящую голованку пледом, я пошел потрошить убитую кошку. Похоже, кугуар, или пума. Коричневая шкура, большое тело, вес килограммов под полсотни минимум. Самка. Если судить по зубам — молодая самка. Значит, вкуснее будет, кошачье мясо вроде как вполне съедобное. Вырезав килограмм пятнадцать мякоти, остальное оттащил метров за сотни ниже по течению ручейка и сбросил в воду. Путь утащит подальше. Нет, я все понимаю, тот же взрослый медведь унюхает кровь и припрется хрен знает отколь, но вот что-то мне кажется, что именно здесь медведя нет. Нет много еды, нет шишек, ягодников, грибы есть, но ест ли их медведь — бог его знает. Кошка, похоже, потому здесь и жила, что молодая, угодья-то небогатые, подлеска нет — значит, нет зайцев, косуль, оленей, в конце концов. Только птицы и такие как мы прохожие.
Но все едино, придется бдить за себя и того парня, а то расслабился несколько крайних дней. Так, обдумывая свое поведение и всякие вероятности, я подвесил мясо в холщовом мешке на дереве, неподалеку от нас, а сам поставил вариться похлебку. Но на ночь все едино погашу, нет смысла пялиться в огонь, а потом глупо хлопать в темноту глазами и ничего не видеть.
Накормив сонную Герду, силком напоив ее, снова укрыл пледом. И поскольку делать пока было решительно нечего, залез на поваленный гигантский ствол. Он хорошую просеку в этом лесу сделал, хоть горы видать. И кстати, до них вроде как рукой подать, километров двадцать-тридцать. Но как мне их будет нелегко пройти, сейчас даже думать неохота. И потому я поудобнее уселся, оперевшись спиной на корни, положил двудулку себе на колени, и начал чистить револьвер. Хоть всего разок выстрелил, но почистить необходимо. И вообще, надо все оружие перечистить, время есть. Влажно, сыро, оружие стальное. Хоть я и перебирал-смазывал, но так и рукам занятие, и нервы успокою. Любого мужика, даже самого инфантильного, уход за оружием настраивает на позитив, это в нас чудовищной древностью вложено. Еще с тех самых пор, когда наши предки бегали, держа в руках копья с обсидиановыми наконечниками и с каменными топорами за поясом.
Так что, закончив чистить револьвер, я зарядил его, вложил в кобуру, с удивлением обратив внимание на практически разорванный страховочный ремешок. На соплях, так сказать, держится, на тоненькой полоске кожи. Надо же, как меня эта кошечка пуганула, ремешок порвал.
Спрыгнув вниз, я случайно глянул вниз, в яму, образовавшуюся от вывернутой корнями дерева земли. Во время линя ее затопило почти доверху, сейчас же вода спала, аккуратно выровняв песок на дне и по бокам. И обнажив очень древнюю, ржавую, готовую рассыпаться от чиха, но тем не менее какую-то машину. Ну, точно творение рук разумных, или что там у них было.
— Мда, — умно сказал я, тыкая в эту археологическую находку стволом карабина. Как я и предполагал, этот кус ржавчины частично ссыпался в яму, частично развалился. На дне блеснуло что-то. — Придется слезть, однако.
Яма была хоть и сырая, но песчаная, так что особой грязи не было, так, по щиколотку в мокрый песок погрузился. Блеснувшая хрень оказалась стеклянной штуковиной вроде древней фоторамки, откуда на меня глянуло смеющееся лицо красивой девушки. На самом деле красивой, не смотря на оливковую кожу, выступающие клыки и острые уши.
— Мда, — еще раз повторил я умную мысль, и глянул на браслет коннектора. Помолчу — ка я маленько, ведь, скорее всего браслет как минимум передает запись разговоров. Так что промолчу. А про себя подумаю, что что-то не так с этой планетой ссыльных, раз здесь такие находки бывают. Интересненько, это я первый таку бяку откопал, или нет?
Я внимательно рассмотрел портрет девушки. На самом деле красивая, чистое лицо, красивые глаза, карие с золотым проблеском, чуть удлиненные зрачки. Густая грива черных волос, собранных в простой «конский» хвост, небрежно переброшенный на левое плечо. В ушах серьги, с яркими камешками, вполне может быть и бриллиантами. Воротник-стойка платья, похожего на китайское. Высокая грудь, красивая кисть левой руки, поправляющая заколку на груди. Длинные красивые пальцы, а вот вместо ногтей скорее когти. Черные, блестящие, ухоженные, даже вроде как с маникюром. Сзади какое-то многоэтажное здание, яркое, блестящее. Что же здесь когда-то произошло, что от такого осталось ржавое пятно под корнями огромного дерева?
Я какое-то время еще покопался в груде ржавчины, но кроме нескольких обломков похожего на стекло материала и какой-то монеты, ничего не нашел. Монетка из интересного сплава, не из платины ли? И монета ли, может, жетон какой? Покрутив в руках восьмигранную пластинку с непонятными значками, я спрятал ее в карман брюк, фоторамку убрал в карман шинели, и вылез наверх, похлебка доспела уже, небось.
Точно, густой мясной бульон дозрел. Так что я сначала разделил кус мяса, нарезав его на небольшие кусочки, и оставив остывать в другом котелке, разлил по мискам сам бульон, и остудив, напоил им Герду, после накормив кусочками мяса. Голованка ела неохотно, через силу, только по моей просьбе. Ей было нехорошо, нос сухой, температура, раны болели. Но водку пить она больше категорически не хотела. И потому, сходив до ветру, (точнее, я ее отнес в сторонку, подождал, пока она свои дела не сделала, и принес обратно), Герда опять забылась под пледом.