В отчаянии он зажал нос. Не помогло – нос и глаза ужасно зудели. Он тер нос, корчил дикие рожи, он думал только о том, чтобы не чихнуть, и вовсе не обращал внимания на зверюшек в витрине.
А одна из них вдруг отвернула мордочку!
Чих сразу прошел – от удивления. Прямо рядом с Беном по другую сторону стекла сидела землеройка с того давнего чаепития. Бен всмотрелся пристальнее. Она больше не двигалась. Померещилось?
На ярлычке было написано:
Эта землеройка, ясное дело, была чучелом, жалким и потрепанным – даже швы видны. Глазки-бусинки смотрели в одну точку.
– Ты не шевелилась, – сурово сказал Бен, скорее самому себе.
Как только он это сказал, землеройка подпрыгнула, встала на задние лапки, прижала волосатую мордочку и коричневато-розовые передние лапки к стеклу в опасной близости от его носа.
Бен дернулся и стукнулся головой о стену.
– Ой!
– Ш-Ш-Ш!
Голосок тоненький, пронзительный, как у резиновой игрушки-пищалки, даже через стекло.
– Не смей уходить, сиди и слушай – ты, похоже, меня слышишь.
– Так я вроде никуда и не иду, – неуверенно пробормотал Бен.
– И не надо. Ума не приложу, как ты выберешься из этой переделки. Попался ты знатно. Сиди тихо, а то они услышат.
Тут Бен понял, что больше ничему не удивляется. Безмерное удивление куда-то делось, и он неожиданно для себя ответил землеройке:
– Сама сиди тихо, а то они тебя услышат.
– Взрослые слышат только то, что готовы услышать, – возразила землеройка, – и это точно не я.
– Они уж точно готовы услышать меня.
– ТОГДА ПОМАЛКИВАЙ!
Она подтянула хвост и сунула в рот.
Но Бен был не в силах молчать.
– С этих людей глаз нельзя спускать. Я подслушал, что они задумали страшную гадость. Надо сказать здешней старушке, если она в музее.
– Она-то тут, но ты лучше не высовывайся.
И так понятно. Парочка уже шла по коридору. Цок, цок, цок – стучали каблучки-шпильки. Потом затихли. Наверно, они его искали в одном из боковых залов.
– Что именно ты подслушал? – поинтересовалась землеройка, сгибая и разгибая нос-хоботок. (Она могла ловко свернуть хоботок в кольцо, почти как настоящий слон.)
– Тот человек сказал, что хочет купить музей, а потом снести и выстроить новые…
– Это мы знаем, – перебила землеройка. Она выплюнула хвост, встряхнула, и он стал похож на сердитый вопросительный знак. – Джулиан Пик тут давно вынюхивает. Но директор всегда отвечает: не продается!
– Ваш… человеческий директор? Ты имеешь в виду старушку?
– Ее зовут Констанция Гарнер-Ги, и она больше чем директор. Она и куратор, и владелец музея, и она же ярлычки надписывает, и моет, и убирает, и ни разу за все эти годы она никогда, никогда, никогда не соглашалась даже разговаривать с этими жуликами-застройщиками. Но теперь подключилась мисс Тара Лед.
– А это кто?
– Женщина в соседнем зале.
– Она работает в Научном музее, – объяснил Бен. – Очень противная.
– Разрушительница в бархатных перчатках, – объявила землеройка.
– Да… можно и так сказать.
Бен глянул из-за витрины, с ужасом ожидая появления парочки. Землеройка носилась взад-вперед, трясясь от возбуждения. Что, если они это заметят, когда войдут? Если она будет продолжать, они обязательно заметят. А потом найдут и его.
– Вот что я тебе скажу, – заявила землеройка. – Тара Лед решила, что в городе может быть только один музей – ее, вот она и хочет заграбастать наши лучшие экспонаты для своего музея, а Джулиан Пик пусть рушит наш милый дом.
– Ты хочешь сказать, украсть?
– Ну, не совсем так, она собирается заплатить. Немного, но не в этом дело. Этот музей – наш дом, а она хочет нас переселить… Причем не всех. Ты что, не понимаешь? Вся коллекция ей в ее новом музее ни к чему. Мы слышали, что ее интересуют только «самые отборные экземпляры», и то на основе ротации. Ты знаешь, что это значит?
Бен покачал головой.
– Это значит, некоторых отправят в запасник. Свалят в заплесневелом подвале, оставят гнить в пыли. Никто нас не увидит. Как тут не упасть духом? А ведь это еще, считай, повезло.
Землеройка замолчала и засунула в рот хвост и обе передние лапки.
– А что будет с теми, кому не повезет?
– Люди называют это утилизацией отходов, – невнятно пробормотала землеройка. – В запасник все не поместятся, лишних продадут… а большинство сдадут в утиль, рассортируют по пластиковым контейнерам и…