Странно, что он такой маленький. Издалека он казался просто огромным. Наверно, потому, что он такой внушительный и важный – и дело тут не в размере.
Гиппопотам смотрел прямо на него. Ужасно довольный. Бен нерешительно остановился.
Сомнений больше не было – пасть гиппопотама растянулась в широченной улыбке, вокруг глаз разбежались морщинки, и он произнес бархатным голосом:
– Добро пожаловать, Бен!
Вот и все, что он сказал, но Бен успел разглядеть его зубы – желтоватые, потрескавшиеся, страшные. В ответ Бен смог только хрипло выдавить:
– Привет.
Это не имело значения, гиппопотам продолжал столь же торжественно:
– Рад видеть тебя, Бен. Сегодня особенный день для всех нас.
– Неужели? – пробормотал мальчик.
Он немного опасался гиппопотама. Не говоря уж о львах. (Кажется, землеройка упоминала какого-то Леона. Может, так зовут льва?)
Гиппопотам понял, куда смотрит Бен.
– Не надо бояться львов, они не разговаривают. Мало кто из нас умеет говорить – только те, кто ближе всех к семье. По правде говоря, с тех пор как Констанция стала взрослой, нас никто не слышит.
– Вы говорите о семье с портрета?
– Разумеется, – кивнул гиппопотам.
Он кивал, подмигивал и явно ждал, что Бен поговорит с ним.
Бен переминался с ноги на ногу. Что сейчас происходит в кабинете? Опасен ли гиппопотам? Несмотря на все страхи, мальчик дрожал от восторга.
– Уже уходишь? – спросил гиппопотам. – Я так рад тебя видеть.
– Мне пора… – Бен в тревоге посмотрел на дверь кабинета. – Мама ждет.
Но он остался на месте.
– Надеюсь, землеройка тебя не встревожила? Милое создание, но склонное к панике. Останься, пожалуйста. Та парочка еще побудет в кабинете – чай, разговоры. Сам знаешь, это надолго. А я столько должен тебе сказать. И у тебя, конечно, есть вопросы.
– Вопросов полно, но…
– Беда в том, что у меня неважная память. И я не знал всего, даже пока моя память не начала слабеть. Я появился тут только в 1892 году. Взгляни на табличку – правда, красивая?
У ног гиппопотама была прикреплена изящная табличка. Черные буквы на кремовом фоне гласили:
– Очень красиво, – согласился Бен. – Но 1892 год – это так давно.
– Ты думаешь? Я плохо помню то время. Пчелы могут помочь, у них отличная память, и они живут в стеклянном улье с самого открытия музея.
Бен приуныл.
– Я не очень люблю пчел.
– Неужели? Какая жалость. Семья Гарнер-Ги держала пчел даже раньше, чем открыла музей.
– Какие старые пчелы!
– Это потомки первого роя. Пра-пра-пра-пра – двести шестьдесят восемь раз правнуки тех, первых пчел. Но они проносят знания через поколения.
– Что-то вроде пчелиных историков?
– В известном смысле. Они передают знания посредством танцев, это похоже на ваши компьютерные коды. Пчелы танцуют – и передают новости, или указывают направление, где искать нектар, или объясняют, как выращивать молодь или как защитить улей. Танец переходит от одной пчелы к другой, и то, что знает одна, – знают все. Они ничего не забывают, коллективная память улья не умирает никогда.
– С ума сойти! А я думал, пчелы только мед делают и… людей жалят.
– Ты прав, это потрясающе. Хотелось бы мне так танцевать.
Бен сумел удержаться от смеха, ведь гиппопотам говорил вполне серьезно. Мальчик достал из кармана приглашение.
– Землеройка сказала, что его доставили пчелы. Знаете, зачем?
– Да, знаю. Смею заметить, члены твоей семьи славятся своими гениальными идеями. Вот тебя и пригласили.
– Правда? – изумился Бен.
– Безусловно, – подтвердил гиппопотам. Он кивнул в сторону кабинета. – Мы надеемся, что ты поможешь разрешить наши трудности. Возможно, это так, ведь ты нас слышишь. И ты сам заинтересован…
– Я?
– Тебе многое нужно узнать… если я только вспомню, с чего все началось.
– У нас мало времени, – заторопился Бен. – Вспоминайте скорее.
– Позову Флама, – решил гиппопотам. – Он специалист по пчелам, единственный, кто понимает их танец.
Гиппопотам задвигал ушами и фыркнул, да так мощно, что клуб пыли вылетел в коридор. Получилось что-то вроде дымового сигнала. В ответ раздалось пронзительное уханье, и через минуту появился сыч из вестибюля. За ним, выстроившись ровным клином, летела эскадрилья пчел. Бен напрягся – он боялся пчел, – но рой изогнулся изящной петлей и поднялся к стеклянному потолку. Воздушная акробатика прекратилась, когда сыч сбился, нарушил строй и рухнул на спину гиппопотаму.