Конечно, это был тот самый гиппопотам – та же блестящая грязно-серая шкура, те же складки на морде, тот же запах меда и нафталина. Вблизи меньше, чем казался издали, – не больше самого маленького пони. (Потому что на самом деле карликовый гиппопотам – совсем другой вид.) Несмотря на малый рост, он обладал истинным величием и несомненным чувством собственного достоинства, поэтому казался самым настоящим из всех. Рядом с ним Бен был в безопасности. Ужасно не хотелось уходить, хотя взрослый скептик внутри него понимал: он просто вообразил тот давний разговор.
На что я надеюсь?
Быть взрослым совершенно не хотелось, Бен всей душой мечтал снова поговорить с гиппопотамом. Вдруг он что-нибудь, ну хоть что-то расскажет о папе.
Неожиданно граммофонная игла дошла до конца дорожки. Раздался треск. Звук повторялся снова и снова.
Т-р-р-бум!
Т-р-р-бум!
Бен взглянул на граммофон. А кто его, собственно говоря, завел?
Т-р-р-бум!
Семь, восемь, девять оборотов. Т-р-р-бум!
Звук бил по ушам, словно медленно защелкивалась ловушка.
Десять раз, одиннадцать.
Т-р-р-бум!
Т-р-р-бум…
Вдруг из граммофонной трубы раздался бой часов!
Семь ударов!
Били часы в вестибюле, но звук доносился прямо из граммофонной трубы. Правильная догадка, бой часов – это сигнал тревоги. Вдруг граммофон начал транслировать другие звуки из вестибюля. Бен вспомнил, как наступил на латунную кнопку. Похоже на радионяню – чтобы слышать ребенка из другой комнаты.
Вот что он услышал из раструба: шаги по плиточному полу, звук захлопнувшихся входных дверей, два голоса – мужской и женский.
Парочка из кафе!
Они вошли, не постучавшись, подумал Бен.
Он с ужасом понял, что двери остались незапертыми – заходи кто хочешь.
– Их-то пригласили, – простонал Бен. – А я сам вошел, без спросу.
Дело плохо. Вот что еще он услышал через граммофон:
– Да ладно, просто детский велосипед. Кто угодно мог оставить, – мужской голос.
– Все возможно, но, боюсь, мальчишка нас подслушивал, и это его велосипед.
– А если и так? Что малец мог понять? Он просто пялился на вашу недоеденную коврижку. Я тут часто бываю, а его никогда не видел. И официантка его не знает – по крайней мере, она так сказала.
– И все равно…
– Даже если он подслушивал, что может сделать ребенок? То, что мы предлагаем, абсолютно законно – и относительно здания, и относительно коллекции. Возразить тут нечего. Все останутся довольны. Старуха явно заинтересовалась, не зря она пригласила нас на чай. Не пойдет же она на попятный из-за какого-то ребенка?
– Вы правы, – прозвучал резкий женский голос. – Простите, что зря беспокоюсь. Эти пчелы сводят меня с ума – их не должно быть зимой. И столько поставлено на карту. Некоторые часы просто изумительны.
– Стоит постараться? Думайте, как вы этими часами распорядитесь.
– Было бы место.
– Место будет, когда я выстрою вам новый корпус. Выкиньте мальчишку из головы, подумайте лучше о новом крыле Научного музея. Мальчишка – это ерунда.
– А если он отправился прямиком к старухе?
– Не порите чепуху. Двери были закрыты. Старуха велела нам сразу подниматься наверх, вряд ли она ждала его у входа. Если он каким-то чудом прорвался внутрь за пять минут до нас, то он где-то неподалеку.
– И что тогда?
Толстяк ухмыльнулся:
– Тогда я с ним разберусь.
Глава 7. Слоновая землеройка
Спрятаться, пока они не уйдут, решил Бен.
Куда?
Позади – высокая черная витрина со стеклянными полками с коллекцией мелких зверюшек на фоне карты Африки. Витрина не занимает всю стену, в углу зала осталась небольшая щель. Бен ринулся туда. Еле втиснулся, присел на корточки, скрючился, чтобы его не увидели через стеклянный верх витрины. Было очень тесно.
Цок, цок, цок – стучали острые каблучки по деревянному полу. Они уже в зале с коллекцией птичьих яиц. Остановились. Его ищут?
Бен представил, как она сует свой острый нос во все углы. Хорошо ли он спрятался? Уверенности не было, но он не решался поискать другое место. Глубоко дышать, чтобы успокоиться, – вот и все, что он сейчас мог сделать. Увы, угол был пыльный и грязный, как мешок пылесоса, и от глубокого дыхания сразу же засвербело в носу. Чихать нельзя!