— Буду.
Захар кивнул и потянулся с кофейником к моей чашке.
— Тебе как … Черный или со сливками.
— Со сливками. — Ситуация стала меня откровенно забавлять.
Вчера мне угрожали вивисекцией … сегодня заботливо подливают кофе. Что дальше? Снова дифирамбы в честь моей уникальности?
— А сахару сколько?
— Три ложки, гарсон.
— Оу… месье знает французский? — усмехнулся Захар, но сахар положил.
— Нет. Просто издеваюсь.
— Опять ты за старое. Вроде бы договорились вчера обо всем. Или нет?
Вместо ответа я пододвинул к себе чашку. Захар пожал плечами и сосредоточился на поедании яичницы.
— Захар.
— Чего?
— Сколько я здесь пробуду?
Захар со вздохом отложил вилку.
— Блин. Витька… Ну почему ты не можешь дать человеку спокойно пожрать? А?
— Захар. Сколько?
— Не знаю. Может день. Может месяц.
Он всмотрелся мне в лицо и торопливо добавил.
— Витька. Ну не могу я тебя сейчас выпустить… Пойми.
Конечно не можешь. Вернее, наверняка можешь, но не хочешь. Не рискнешь карьерой. Может быть, я стал законченным циником, раз так плохо стал думать о людях, но не выпустишь ты меня.
— Я конечно могу тебя отпустить хоть сейчас. Но ради себя самого ты будешь сидеть здесь. Под охраной. В надежно охраняемом бункере.
— А Наде ты что скажешь? Ну положим, первые несколько дней ей можно будет петь о хорошем друге с дальнего Востока. О том, как мы дружно и с песнями пьем водку у тебя дома. Потом можно будет наплести о дружеской рыбалке… Ну или не рыбалке — какая к дьяволу рыбалка среди этой слякоти. Пусть об охоте. Это еще … ну пусть неделя. А потом?
Захар молча ковырял вилкой в измазанной желтком тарелке.
— Что потом Захар? Или тоже притащите ее сюда. В этот долбанный каменный мешок. Под хорошую… надежную охрану. Что молчишь?
Я спиной чувствовал взгляды буравящие мне спину. Я старался говорить не громко но в таком маленьком помещении нельзя и подумать об конфедициальности.
— Виктор. Поверь… Я сделал бы это просто. Например командировка от редакции — скажем срочная и очень, очень хорошо оплачиваемая серия статей.
О чем он? Какая редакция? Какие к черту статьи?
— Разумеется, никто не будет ставить в известность твою жену. И забирать ее сюда тоже никто не будет.
Я растерялся. Они что… собираются держать меня здесь вечно?
— Тогда как.
Лицо у Захара закаменело. Только глаза что-то упорно ищут на столе среди аккуратно расставленных тарелочек и вазочек.
— Официально тебя уже нет в живых Витя.
— ЧТО?! — Я привстал со стула роняя на пол чашку с дымящимся кофе. — Что?
— Уже десять часов как нет. Надя уже опознала твое тело. Прости.
— УБЛЮДОК! МРАЗЬ!
Я опрокинул стол. Даже не опрокинул — просто отшвырнул в сторону. Чашки радостно загремели по паркету.
Глава 11
Самое страшное, что он даже не пытался защищаться. Ни когда я ударил его по лицу, ни когда навалившись сверху начал по мальчишески молотить до боли сжатыми кулаками.
Даже не поднял рук к лицу. Просто лежал на изгаженном несостоявшимся завтраком полу, закрыв глаза и вздрагивая от каждого удара.
Нас растащили. Вернее оттащили меня — брыкающегося и брызжущего слюной идиота, видящего перед собой только одно — лежащего на полу человека с закрытыми глазами.
— УБЬЮ! УБЛЮДОК! МРАЗЬ! СУКА! УБЬЮ!
Меня повалили. Профессионально прижав руки и ноги. Сжав голову и задрав ее вверх.
— Врача — Захар поднялся с пола. На меня он старался не смотреть — отводил взгляд в сторону.
— Врача идиоты! Быстрее!
Сзади раздался топот. Судя по всему, приказ бросились исполнять сразу несколько человек.
Захар подошел поближе и присел на корточки. Тихо сказал.
— Витя прости. Прости если можешь. Это не мое решение. Я ничего не смог сделать. Ничего.
— Сволочь. — У меня потекли слезы. Это даже не истерика. И не жалось к себе. Просто осознание собственного бессилия.
Вот как оно может быть. Вжик и нет у тебя никакого будущего. Ничего нет.
Вычеркнули. Официальный труп.
Захар поднялся и отошел в сторону.
Снова топот — прибежал врач. Что-то тихо спросил.
— Успокоительное. Быстро. — Захар.
— Уверены? — Судя по всему врач.
— Это приказ. — Захар.
Укол в ягодицу, и темнота.
Черная равнина и поблекшие, подернутые тоскливой кисельной дымкой облака.
Монстра на постаменте уже нет — ровная серая площадка с отпечатками громадных ступней.
— Виктор? — Тихий голос раздался у меня прямо за спиной.