Прочие городки длинными своими двухэтажными домиками почему-то вызывали во мне (параллельно с накоплением усталости) мысли о «подкупе буржуазией верхушки рабочего класса» в конце XIX века — что-то из учебника по второй части новой истории. Эти домики к концу автобусного путешествия стали раздражать меня (неврастеника?), как раздражают одинаковые смуглые девчонки-милашки, с челкой «цвета вороньего крыла», если их много. Ух, как тогда захочешь блондинок! Пусть даже крашеных «метелок» из пролетарских пригородов… Ну и ахинею я пишу.
Объятые библейской тьмой, подъехали к Свонси. Заправочные станции отметили последние мили пути. Автобусный причал, скудно освещенный, напоминал сцену из беккетовского театрального кошмара. Скудость реквизита этой сцены: бетонная плита снизу, бетонная плита сверху, четырехугольная бетонная колонна, тусклый фонарь в верхнем правом углу. Озверевший от четырех часов no smoking, я даже не стал выглядывать встречающего. На первую мою затяжку отозвался хлопок автомобильной дверцы во мраке. Сквозь дым от второй я увидел вплывание человека в пятно жидкого света. Человек сказал: «Hello! Are you…»
Профессор Мередит оказался энергичным мужиком лет пятидесяти с огромным противным подбородком и японской машиной. (Я прощаю себе — ты простишь мне — столько «как», «будто», столько сравнений в моих письмах, т. к. это — «письма путешественника», а любой путешественник болен сравнениями; так вот, Мередит похож на помолодевшего, атлетичного Собчака.) Профессор отконвоировал меня в кампус, в мою роскошную «гостевую квартиру»; действительно «роскошную» — с кухней, ванной и черт-те-чем-еще (а именно: с неработающим телевизором, без некоторых ламп и прочая). Место тихое, просматривается снующими туда-сюда студентиками насквозь (у меня второй этаж). Что ж, пусть смотрят, как переодевается тридцатидвухлетний русский авантюрист-литератор, выдающий себя за ученого!
С тем и прощаюсь.
Твой Денис
9.11.1994
Среда
Свонси
Кирилл!
Поплескавшись, поскоблившись, наскоро побрекфастав, я… — такой свистопляской начал бы это письмо твой любимый писатель. Действительно, свистошипящие используются подданными Ее Величества для жизнеутверждения (yes, sex), мягкозвонкие (особенно аранжированные колокольной медью зияющего «о») означают ущерб (no money). Потому, верно, день начинается здесь с плеска воды и блеска никелированного чайника.
Первое утро на чужбине. Очухавшись, я погрузился в британскую ванну, полную британской воды. Я чувствовал себя Ахиллом, которого прополоскали то ли в Ахеронте, то ли в Коците. Я окунулся в «британскость», только к телу моему ничего не прилипло — я яростно соскабливал с него российскую грязь. И все-таки степень неуязвимости проблематична… Сэндвич, обнаруженный в холодильнике, оказался по-британски вежлив — больших усилий от моего желудка не потребовал, так же, впрочем, как растворимый кофе — от моего сердца.
Явился Мередит. В блеске ласкового британского солнышка (того самого, что никогда не заходило над Империей) оный оказался гораздо симпатичнее, академически неряшливее. Мы тряханули правыми руками и выбрались на изумрудный газон кампуса. Библиотека ждала. Скромная трехэтажная бетоностекляшка зажевала нас тремя парами своих дверей, протолкнула по короткому пищеводу коридора, и вот мы в чреве: лестницы убегают вверх и вниз, стрекочут принтеры, кряхтят ксероксы, переливается легкая дробь компьютерных клавиш, а стены туго уложены чудеснейшими, восхитительнейшими в мире, подробнейшими, обстоятельнейшими, честнейшими, аккуратнейшими, благороднейшими справочными изданиями. Вот он, друг мой, борхесианский рай! Тут бы и провести всю жизнь, но моя уже наполовину прошла, а провести здесь оставшуюся половину мне никто не даст. Увы (или к счастью).
Проводником по этой сокровищнице был косоглазый (ладно, хоть не слепой) библиотекарь Клайв — малый весьма симпатичный и тоже неряшливый. Возносимый и низвергаемый по лестницам и на лифтах, я зрел все ступени, круги, престолы библиотеки: от Абраксаса до Яхве, от «Кельтской коллекции»[6] до сегодняшнего номера «Таймс». Наконец Клайв растворился в коричневом сумраке меж книжных полок, и гость остался один. Несколько часов я петлял закоулками европейских знаний, ощупывая ребристые корешки биографических словарей, сборников церковных документов, томищ Платона на баснословных языках, натыкался на монументальные тумбы, дергал каталожные ящички и чувствовал себя примерно так же, как Д'Артаньян во время разговора Арамиса с аббатом.
6
Обычное название библиотечного раздела с книгами по истории и культуре кельтов. Обычное для британского книгохранилища.