И вот вечер. Сижу в богадельне. Обеда не дадут. Тепло отключили. А я счастлив.
Денис
27.11.1994
Воскресенье
Абериствит
Как ты думаешь, Кирилл,
с чего началось сегодняшнее утро? Утро началось с того же адского холода в комнате и закрытой двери в столовую. Выпив чаю и сжевав заготовленные накануне яблоко с бананом, я отправился гулять. Бродил по набережной, разглядывал яхты. Обрядился в костюм и отобедал у супругов Беверли. Потом снова гулял. Похолодало. Резкий ветер, море — голубовато-зеленоватого оттенка, как вода в бассейне.
Вот что я думал. «Бестелесное сладострастие» — что это[23]? Это когда идешь по глухой ночной набережной и слева от тебя жутковатые сплошные стены, иногда дома с чрезвычайно редкими окнами, и каждые пятьдесят метров — фонарь; нестерпимо искусственного, медного цвета пятна на асфальте, и столбы воздуха вокруг этих фонарей сначала отбрасывают твою тень назад, а затем заставляют ее догонять тебя. А справа, за парапетом, вздыхает и ахает почти невидимое в черной синеве море; только огонек какого-нибудь рыбака, или это — маяк? И, конечно, белые барашки волн, рожденные из ничего и в ничего расползающиеся. Порыв ветра далеко отшвыривает твой окурок и опрокидывает пустую пивную банку, мимо которой ты уже раз двадцать прошел туда-сюда, думая: «Что же такое бестелесное сладострастие?» Это если, наверное, водить тебя, Оля, в такой вечер по абериствитской набережной, иногда молча, касаясь холодными пальцами, иногда объясняя тебе маленькие хитрости здешней жизни, ибо большой хитрости в здешней жизни нет. Или сидеть с тобой в пустом ресторанчике, следить удивленное округление твоих глаз, изучающих меню, где ничего, кроме «сэндвичей» и «фиш энд чипс», красивой русской девочке неизвестно; а в это время блестящая обложка меню смутно отражает наблюдателя. И объяснять, что романтический «Jacket Potato» (почти «Веселый Роджер») не «он», а «она» — просто картофелина в мундире. И ты обрадуешься, что встретила свое, детское, почти деревенское, и непременно закажешь осюртученный потат, а я добавлю салат и пинту местного пива. И потешаться от твоих разборок с вилками-ножами, и отвечать на законный твой вопрос: «Разве можно есть салат ножом и вилкой?» Можно, лапушка; в стране с левосторонним движением нужно есть салат ножом и вилкой. И почти не касаться тебя, и, проводив до двери, дать раствориться в четырехугольной тьме. До завтра. «Бестелесное сладострастие» — это когда летом идешь под нежарким июньским солнышком по негустому русскому лесу и такие невесомые серебряные нити, паутинки любви, нежно и торопливо трогают твое лицо, и приходится даже ежиться от пробежавшего по спине разряда, острейшего любовного наслаждения, неземного блаженства, которое, лапушка моя, вызывается вовсе не жовкой пиздой или тренированным ртом, а им — бестелесным сладострастием. Вот какие слова бормотал я на прогулке, мысленно обращаясь к известной тебе, Кирилл, особе, но слышала меня лишь набережная древнего британского городка, к наречию моему (хоть и незнакомому) равнодушная, а потому молчавшая на своем гортанном языке.
Денис
28.11.1994
Понедельник
Абериствит
Кирилл,
местный подмокший климат и местное мшистое наречие превращают меня в доктора Кафку. А именно: сплю ужасно плохо — сначала часа три мучит бессонница, затем захлестывают кошмары. Проснулся сегодня с сильнейшей головной болью, но выглянул в окошко — солнце, тронул батареи — горячие, спустился вниз — дают поесть; сразу полегчало. Перед ланчем меня в библиотеке разыскал Рис и предложил после двух съездить с ним в аббатство Страта Флорида. Я рассыпался в благодарностях (вовсе не фальшивых). И еще он сказал, что в среду я должен провести исследовательский семинар для местных преподавателей под названием «История в пост-коммунистической России». Ласково улыбаясь, Рис протянул мне уже готовую афишку; там твой друг поименован «профессором Кротовым». В связи с вышеназванным хотелось бы полюбопытствовать: что это за Россия, в которой пост-кому-нести, че? Какая там история приключилась? Кто таков сей хлыщ, профессор кислых щей (пкщ), доктор увлекательной работы (дур) Денис Кротов (Кретин Содов)?
23
ДК водил своим хищным безжалостным вкусом, как прожектором ПВО. Литературные его предпочтения были прихотливы и небесспорны. Мрачноватое барокко стихов Елены Шварц меня не прельщает, он же был в восторге почти от всего ею написанного. И особенно выделил «Бестелесное сладострастие». Такие фразы оттуда, как «Но когда я пылинкою стану —/Вот тогда моя явится суть» и «Моя пыль так любила твою!» стали любимыми присказками ДК. «Бестелесное сладострастие», видимо, и вызвало последующий кусок письма. «Письмо от двадцать седьмого ноября написано соплями», — предупредил мой друг сразу после приезда.