Вчера утром я собрался, позавтракал и на такси отправился на вокзал. Поезд из Бангора до Лондона идет четыре часа; все это время я глазел в окно и пожирал сэндвичи. На Юстонском вокзале меня встретил наш общий (заочный) знакомец М. и довел меня до «Maree Hotel» — грязного, убогого, похожего более на разбойничий притон. За конторкой стоял натуральный панк в коже, лестница встретила меня сладковатым запахом марихуаны. Как и положено джентльмену из провинции, я хмурил брови, чинился, но в каморке с номером «20» швырнул вещи, соорудил самокрутку (нет-нет, с табаком) и довольно расхохотался. Не все же в деревенской роскоши плескаться. Тем более: всего двадцать фунтов в сутки, центр, под окном — Гауэр-стрит, напротив — Университет, справа — Британский Музей. Район называется Блумсбери; чем не славное место, вспомни-ка Вирджинию Вулф, Кейнса и других примечательных сумасшедших «красного десятилетия»[28]! Как тут не стоять панковскому пансиончику?
М. повел меня в свой офис и напоил крепчайшим кофе собственной варки. Забавно сидеть в сердце Лондона, укутавшись в тройной тулуп англосаксонской речи, и мирно беседовать по-русски о, например, «Вакханалии» Пастернака[29]. Но город звал. Мы отправились гулять по шумной Пиккадили, мимо неизбежной колонны Нельсона, мимо хрестоматийного развода караула, но не у Бекингемского дворца, а у хором королевы-матери. Архитектура Лондона неописуема, потому ни слова о ней. Впрочем, два. На углу Трафальгарской площади и Чаринг Кросс Роуд стоит шедевр эклектики — церковь Св. Мартина-в-Полях. Ранний Кристофер Рен. Вообрази: на классическое здание с колоннами водружена колокольня и шпиль, весьма сухие, северные, западноевропейские.
Вернулись в офис моего приятеля, стали пить русскую водку и русские разговорчики разговаривать. Такой вот аттракцион патриотизма. И завершили вечер классически, по-московитски: когда кончилась «Столичная», отправились шататься по перегруженным пабам, наливаться пивом, перно, бренди и все той же водкой. Еле нашел родной притон.
Сегодня в 9.00, утренний, похмельный, я отправился бродить по Лондону. Шел как старый следопыт — по карте. И не заблудился. Всякое я повидал: скромную Гауэр-стрит, путаный Блумсбери Вэй, кичливую Оксфорд Стрит (где-то здесь умирал от голода Де Куинси), респектабельную Парк Лэйн. Брел вдоль мрачного королевского забора по Конситьюшн Хилл. В толпе японцев глазел на Бекингемский дворец. Боролся с монструозным хот-догом на скамейке Сент-Джеймс Парка. Оставил без внимания Даунинг Стрит. В Вестминстерском аббатстве грезил у могилы Эдуарда I. Изучал военную историю Британии по памятникам на Уайтхолл. Зачитывался Театральными афишками на Чаринг-Кросс Роуд. Что еще? У гвардейцев все те же медвежьи шапки, у драгун — стальные шлемы. Панки в коже, хиппи в джинсе, клерки с зонтиками, туристы (в т. ч. я) омерзительны. И, повторюсь, Лондон — неописуем. Сейчас десять вечера, пора идти исследовать ночную жизнь.
До скорой встречи.
Денис
8.12.1994
Четверг
Лондон
Дорогой Кирилл,
пишу тебе в соборе Св. Павла, на деревянной скамеечке, в пяти метрах от могилы Веллингтона. Сразу замечу, что снаружи собор лучше, чем внутри (так же, как Исаакий). Или, по-другому, он гениален снаружи и просто красив изнутри. Итак, Кристофер Рен продолжил здесь мысль, материализованную им в Св. Мартине, — западнохристианский венец на классическом основании, только там идея выражена неожиданнее, нелепее; потому — лучше (для Лондона, города самой нелепой и чудесной архитектуры). Попробую объясниться: сэр Кристофер попытался овеществить характерное для Запада (с эпохи Возрождения) ощущение непрерывности, систематичности развития, я бы сказал — нарастания истории. Потому основа Св. Павла — античная, вернее, классическая, как это понимал Рен. Выше — стилизованный, растолстевший в купол шпиль, символ синтеза классики и христианства. Крест подпирается античными колоннами. По бокам — псевдоколокольни; одна — с часами. Столь же естественное выражение западного мироощущения Нового времени, что и «Левиафан» Гоббса[30] (того же, кстати, века). Как всплывает Левиафан из пучины, так же всплывает Британия в европейской истории XVII столетия; а на этом всплывшем острове всплывает из-под земли собор Св. Павла.
Вчера я поведал тебе, что архитектура Лондона неописуема. Скорее, она невозможна. Это материализация самых диких архитектурных снов. Нет ничего хуже послевоенных лондонских строений. Но все вместе, вместе с идеальной классикой, барокко, арт нуво, эклектикой, — производит сильнейшее впечатление. Питер гениальнее Лондона, Москва — пестрее, Лондон — восхитительнее их. Здесь англичане вволю отыгрались за однообразие пригородных домиков и маленьких селений.
28
ДК намекает на так называемый «блумсберийский кружок» английских интеллектуалов; туда входили помянутые писательница Вирджиния Вулф, знаменитый экономист Кейнс и др. Члены, «блумсберийского кружка» щеголяли весьма вольными взглядами на мораль, секс и прочие увлекательные вещи. Но только взглядами. «Красное десятилетие» — так в США и Великобритании называют 30-е гг. XX в.
29
«Восхитительное в своей нелепости стихотворение», — цитата из неопубликованного эссе ДК о Пастернаке.
30
Томас Гоббс (1588–1679) — английский философ. «Левиафан» — главное его сочинение, посвященное устройству общества и государства.