— Шарфик, кашне, какая разница?
— Шарфик, это шарфик. А кашне уже не каждый себе позволить может! — многозначительно заключил Бабах, заправляя края под куртку. — Я вот тут знаешь, чего подумал?
— Нет.
— Может это машина газовиков?
Вовка взглядом указал на Боливар.
— С чего ты взял?
— Ну, расцветка яркая. Оранжевая. Газовики же всё в яркий цвет красят.
— У них жёлто-красный, если я ничего не путаю.
— Где жёлтый, там и оранжевый.
— Да нет, не похоже. Будь это машина газовиков, на ней бы полосы были. Надпись «служба газа». Телефон указан. Да и внутри какое-нибудь специализированное барахло валялось. К тому же, у Гарика батя на лакокраске работает, причём тут газовики?
— Это он там, у нас на лакокраске работает... — протянул Бабах. — А здесь чёрт его знает. Просто странная какая-то буханка. Пустая чистая. Почти новая. Словно стояла тут и только нас дожидалась.
Я посмотрел на Вовку. Его взгляд стал очень задумчивым. Похоже ему в голову приходили те же мысли что и мне.
— Ключи у тебя? — быстро спросил я, чтобы не дать шансов тоскливому унынию завладеть собой.
— Ага.
— Давай, я пока заведу. Потренируюсь лишний раз, пока Гарика ждём.
— Хорошо, — Вовка протянул одинокий ключ зажигания, болтающийся на пустом колечке. — Держи.
Я взял протянутый предмет и, обойдя Боливара, забрался на место водителя.
Из нас троих машина была только у Игоря. Десятка сливочного цвета. Купил он её относительно недавно, и иногда давал нам сделать пару кругов по Лебединского и Кудрявцева. Только без выезда на проспект Победы, где могли стоять гаишники. Так что водить я немного умел, и Вовка тоже, хотя прав у нас не было. А вот на первое сожжённое Гариковское сцепление нам с Бабахом скидываться всё-таки пришлось. И замену производить самостоятельно, под чутким руководством Мезенцева. Причём делали мы это в этом же самом гараже, только в нашем родном Челябинске, а не этом двойнике... Или отражении... Или хрен его знает, чем являлся этот город.
Я захлопнул дверцу и быстро нащупал отверстие для ключа зажигания в рулевой колонке. Стоило повернуть его на пол оборота, как приборная доска тут же озарилась тусклым светом. За спиной послышалась Вовкина возня и послышался звук закрываемой дверцы.
Я включил лампу над головой и, как учил Гарик, выдавил сцепление. После чего со знающим видом подёргал рычаг переключения передач, дабы убедиться в том, что он стоит в нейтральном положении. Выполнив необходимый ритуал, я завёл мотор. Боливар тут же радостно заурчал, видимо предвкушая грядущее путешествие.
«Что ж, — подумал я, обращаясь к машине. — Должно быть для тебя это в радость. Всяко лучше, чем в гараже стоять...»
— О, Тохан, ты же Айрон Мейден любишь? — поинтересовался Бабах, судя по звуку роясь в ящике с музыкой.
— Да. Но так, выборочно.
— Такой слушал?
Меня по плечу хлопнула кассета. На обложке был изображён Эдди, стоящий на улице какого-то города будущего. В руке он сжимал бластер, а на переднем плане красовалась скрюченная рука с механическими элементами. Над вершинами небоскрёбов светила полная луна и тут же было расположено название альбома.
— Где-то во времени, — прочитал я. — Целиком никогда не слушал. Мне ранний «Мейден» не очень.
— Давай включай, ознакомимся.
— Хорошо.
Я извлёк кассету из кейса и вернул его Бабаху. Магнитола была расположена под левой рукой, рядом с разъёмом ключа зажигания. Причём прикручена она оказалась весьма кустарным способом — при помощи водопроводных хомутов и проволоки. Выходящий пучок проводков был кем-то бережно обмотан синей изолентой и скрывался под приборной доской.
Кассета оказалась перемотана на самое начало, и спустя несколько секунд тишины из динамиков грянули первые квинтовые аккорды, сопровождаемые мелодическим вступлением. Я немного послушал и решил, что с очень большой долей вероятности сейчас вступит бас гитара, с традиционным галопом. Так и произошло.
— Ладно, — согласно кивнул я. — Давай-ка вокруг гаражей прокатимся, чтоб к педалям привыкнуть. Чёрт его знает кому из нас и сколько придётся Боливаром управлять.
— Ага, — Володька, встав коленями на пассажирские сидения, засунул голову в водительское пространство. — Жми, не робей!
Я хмыкнул и врубил передачу. Боливар радостно заурчал, когда я прибавил газу и послушно покатил вперёд, освещая грязную дорогу между гаражами. Под колёсами захрустела мёрзлая щебёнка. Этот характерный звук пробивался даже сквозь задорный ритм мейденов.
Снегопад усиливался. Белых крупинок стало намного больше. Они врывались в световое пятно фар подобно рою безумных насекомых-самоубийц, со всей дури бьющихся о землю.