Это было мое первое физическое действие в 1896 году.
Я находился там, тело мое лежало в этой комнате в 1896-м. И я настолько глубоко там «окопался», что смог дотянуться рукой до носа и все же остаться там. Каким бы незначительным ни казалось действие, это было поразительно.
Правда, новое время в моей системе еще не установилось. Похоже, это одна из составляющих процесса. Чтобы оказаться во «времени 2», мне надо полностью выйти из «времени 1». Но, оказавшись в 1896-м, мне надлежит переустановить в моей системе «время 1», чтобы я мог функционировать и там остаться. Этим можно объяснить, почему в первый раз меня словно отшвырнуло назад: мое сознание полностью находилось в 1896-м, но не было якоря, удерживающего меня. Слишком неуклюжее слово. Скажем лучше, соединительной ткани, причем этой соединительной тканью – во всяком случае, поначалу – было «время 1».
Что ж, на этот раз я действительно сделал установку «времени 1» в своей системе, позволившую мне проанализировать окружение. Потому что потрескивающие звуки, которые поначалу были мне столь же непонятны, как и самая продвинутая теория Эйнштейна, наконец разъяснились.
Это был камин.
Я лежал в комнате в 1896 году, слыша потрескивание огня в камине.
Я произношу эти слова, и сердце у меня учащенно бьется.
А правда, интересно, сколько это заняло времени? Чувствую, что большая доля моего сознания осталась во «времени 2». Не будь этого, я все еще находился бы в 1896-м. В таком случае моя интерпретация отсчета времени в 1896-м, должно быть, не точна. Подозреваю, что был там совсем не так долго, как мне помнится.
Однако сколько бы времени ни прошло, я через некоторое время открыл глаза.
Сначала я не решался пошевелиться. Я и вправду почесал нос, но это действие не было преднамеренным. Думаю, и получилось именно из-за неосознанности. Но сделать осознанное движение – волевое действие – казалось мне в моей ситуации более рискованным и провоцирующим.
Поэтому я ничего не делал – лежал совершенно неподвижно, уставившись в потолок и пытаясь различить иные звуки, помимо потрескивания огня, но не мог. Возможны два варианта. Либо потрескивание огня заглушало иные звуки, либо я находился там не полностью, чтобы их услышать.
У меня создалось ощущение, что я нахожусь, в сущности, в локальном очаге 1896 года. Может быть, дело именно в этом. Доказать это я, разумеется, не могу. Вероятно, и никогда не смогу. Но для того момента это объяснение может подойти: то есть перемещение во времени начинается у человека с ядра – разумеется, в сознании, – и это ощущение распространяется вовне, действуя сначала на тело, а затем устанавливая контакт с ближайшим окружением. Это чувство прорыва через пленку может возникнуть в тот момент, когда внутренняя убежденность человека выходит за пределы тела.
Короче говоря, если теория моя верна, я лежал на кровати в 1896 году, слыша звуки горящего камина, но, помимо этого момента, по-прежнему оставался в 1971-м.
Это похоже на бред. Но все же почему я так сильно это ощущаю? Почему, например, я не слышал в 1896-м шум прибоя? Я должен был слышать его гораздо явственней, чем сейчас, потому что в те времена океан подступал к гостинице намного ближе. И все-таки я его не слышал. Но я не слышал также и звуков 1971 года, потому что был спрятан в коконе 1896-го. За пределами этого кокона я не слышал ничего. Что доказывает некоторую обоснованность моей теории.
Да бог с ним. Я отвлекся от самого важного момента.
И опять же, не знаю, сколько времени я лежал там, уставившись в потолок. Я знал только, что это происходит в 1896-м, что кровать подо мной из 1896 года, возможно, и вся комната тоже. Шум горящего камина не утихал. Я четко видел потолок, и цвет у него отличался от современного.
Наконец я осмелился пошевелиться. Ничего необычного или смелого, но в той ситуации для меня это было необычно. Потому что сделано было намеренно, с расчетом.
Я повернул голову на подушке. (Забыл упомянуть о подушке, но в 1896-м она, без сомнения, тоже была.) Бесконечно медленно. И могу добавить, с большой тревогой. Опасаясь, что упущу момент и перенесусь обратно в 1971-й. В тот момент уверенность в том (она была и есть), что я смогу попасть в 1896-й, не была еще полной. Я очень хорошо понимал, что нахожусь там, но мне не хватало уверенности в том, что смогу держать под контролем пребывание в другом времени.
Странно теперь подумать, но пока все это происходило, я ни разу не вспомнил об Элизе и о том, что она находится там же, где я. Может, не вспомнил потому, что ее там в тот момент не было. Если моя теория верна, то ее там не было, потому что я пребывал лишь в части 1896 года, а не во всей цельности.
Ладно, вернуться – еще раз. Я очень медленно повернул голову на подушке.
И увидел на стене картину.
Хочу ее описать. В центре две фигуры – полагаю, мать с сыном. На женщине серое платье с белым передником. Немолодая на вид. Зачесанные назад волосы. Она стояла рядом с сыном, положив руки ему на плечи. Уточню – у него на плече лежала ее правая рука. Мне лишь показалось, что вторая ее рука тоже лежала у него на плече.
Юноша был примерно на пять дюймов выше женщины. На нем было пальто, в левой руке он держал шляпу – это означало, полагаю, что он уезжает. Но, возможно, только что приехал. Нет, картина навевала иное чувство – грусть прощания. Теперь припоминаю, что слева от матери был черный зонт. Прислоненный к чему-то. К чему, не знаю – мне не была ясно видна та часть картины. Рядом с зонтиком была еще и собака средних размеров. Сидела на полу, глядя на уезжающего юношу.
В другой части картины за столом сидел старик, или то была старуха. Забыл упомянуть, что мать с сыном стояли у стола; позади матери виднелся стул. У матери было несчастное лицо. Лицо юноши было повернуто в профиль. Казалось, он не смотрит на мать. Возможно, он пытался совладать со своими чувствами – не знаю.