Я не мог сказать наверняка, звучало ли в ее голосе беспокойство или вызов.
– Нет, все заняты, – ответил я. – Получу утром.
Она молча на меня посмотрела.
– Не беспокойтесь об этом, я что-нибудь придумаю, – сказал я.
Она казалась скорее сердитой, а не обеспокоенной. Я надеялся, что это вызвано разговором с Робинсоном.
– Меня больше волнует, когда мы сможем увидеться… – начал я, но замолчал, когда она повернулась и пошла назад к импресарио.
«И что теперь?» – подумал я. Прикажет ему вмазать мне по носу? Я с осторожным интересом наблюдал, как она остановилась перед ним и что-то сказала. Он покачал головой, сердито посмотрел в мою сторону, снова взглянул на нее и что-то произнес с явным гневом. Интересно, что, именем Бога, она ему говорит? Как бы то ни было, его по большей части враждебная реакция заставляла думать, что она просит его мне помочь.
Вот он резко протянул руку и схватил ее за правое плечо. Она сбросила его руку все с тем же поразительно властным выражением на лице. Я вновь испытал благоговение оттого, что женщина с таким царственным поведением была ко мне очень добра. Если бы захотела, она моментально прогнала бы меня – сомневаться не приходилось.
Не похоже было, чтобы Робинсон чересчур ей подчинялся. Однако она все-таки с успехом ему противостояла и явно приводила веские доводы, ибо он замолчал, сердито глядя на нее, пока она продолжала говорить. Некоторое время спустя она отвернулась от него и с тем же грозным выражением на лице прошла через холл ко мне. Собирается ли она меня сейчас отчитать?
– В номере мистера Робинсона есть лишняя кровать, – сказала она мне. – Можете остаться там на ночь. Завтра придется устроиться в другом месте.
Я хотел отказаться, сказать ей, что скорее буду спать на пляже, чем проведу ночь в компании ее импресарио. Но поступить так не мог – это было бы оскорбительным для нее, после того как она снова помогла мне.
– Прекрасно, – сказал я. – Благодарю вас, Элиза.
И опять я надолго оказался под ее испытующим взглядом: она с сомнением всматривалась мне в глаза, словно обрадовалась бы поводу прогнать меня, но не могла на это решиться. Я ничего не говорил, понимая, что это ее отношение – единственное, что меня поддерживает в тот момент.
Она отрывисто пробормотала:
– Спокойной ночи, – и отвернулась от меня.
Смотреть, как она удаляется от меня, было, пожалуй, в моей жизни самым ужасным. Я собрал всю свою волю, чтобы не побежать за ней, мечтая взять за руку и умолять остаться со мной. Меня удерживало от этого лишь сознание того, что могу совсем ее потерять. Желание быть с ней переполняло меня. Как испуганный ребенок, я весь сжался, глядя, как самое дорогое для меня на свете существо исчезает из поля моего зрения. Я не услышал шагов импресарио, не заметил его приближения. И лишь когда кто-то поблизости начал смачно отхаркиваться, я очнулся. Повернувшись, я увидел это лицо с каменным выражением. Темные глаза рассматривали меня, прямо скажу, с убийственной ненавистью.
– Так и знайте, – заявил Робинсон, – что я делаю это лишь из уважения к мисс Маккенна. Будь на то моя воля, я бы собственноручно выставил вас отсюда.
Я бы не поверил до этого момента, что какие-то его слова могли бы меня развеселить. И все же, несмотря на отчаяние, вызванное уходом Элизы, это замечание действительно показалось мне смешным. Оно было до такой степени викторианским, что мне пришлось сдержать улыбку.
– Вам смешно? – грозно вопросил он.
Веселье мое улетучилось под угрозой физической расправы. Он был крепким мужчиной, хотя и не высоким: я возвышался над ним на добрых три дюйма и чувствовал себя неизмеримо сильнее, но лучше было не провоцировать его на кулачный бой.
– Вы здесь ни при чем, – уверил его я.
Предполагалось, что это примирительное замечание, но прозвучало оно скорее как оскорбление. Полагаю, то был оптический обман, но мне показалось, что костюм Робинсона туго натянулся на нем, словно все мышцы его тела одновременно напряглись от ярости.
– Послушайте, – сказал я, чувствуя, что мое терпение подходит к концу. – Мистер Робинсон, я не собираюсь спорить с вами или все усложнять. Знаю, что вы думаете… беру эти слова назад – я не знаю, что вы обо мне думаете, помимо того, что явно меня не одобряете. Но пока, может быть, нам заключить перемирие?
Я просто не в состоянии придумать что-нибудь другое.
Он пристально разглядывал меня своими холодными черными глазами. Потом, прищурившись, произнес:
– Кто вы такой, сэр, и какую ведете игру?
– Никакой игры, – устало выдохнул я.
Он тонко и презрительно улыбнулся.
– Скоро узнаем. Верно, как дважды два.
«Хорошая фраза», – подумал я, хотя уловил в его словах угрозу. Ум писателя работал безостановочно.
– Хочу предупредить вас лишь один раз, – продолжал он. – Не знаю, что такое вы сказали мисс Мак-кенна, что заставило ее с такой доверчивостью принять вас. Однако вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, будто вашими уловками сможете меня обмануть.
У меня возникло желание зааплодировать, но я сдержался. Я никак не собирался спорить с ним, потому что понимал: последнее слово должно остаться за мистером Уильямом Фосеттом Робинсоном. Если бы я этого не уразумел и стал вести себя соответствующим образом, то мы простояли бы в холле всю ночь. Так что я дал ему высказаться.
– А теперь мы можем пойти в ваш номер? – мирно спросил я.
Черты его лица исказились в презрительной гримасе.
– Можем, – выдавил он.
И, повернувшись на каблуках, быстрыми широкими шагами устремился вперед. Несколько мгновений я не понимал, что он делает. Потом вдруг до меня дошло, что он не собирается меня провожать. Если я не поспею за ним, он просто скажет Элизе, что хотел отвести меня в свою комнату, но я решил не идти.
Я пошел за импресарио так быстро, как только мог. «Ах ты, сукин сын», – подумал я. Если бы я чувствовал себя чуть более энергичным, думаю, погнался бы за ним и врезал ему. А так мне лишь удавалось не терять его из виду. Он стал подниматься по лестнице, перескакивая через две ступени, – видимо, намеревался обогнать меня и дать почувствовать, что я еще не обрел прежнюю физическую форму.