Переходя от полки к полке, я стирал пыль с толстых корешков книг. Все, к чему я прикасался или обо что ударялся, окутывалось клубами серой пыли. Приходилось все время откашливаться и чихать. В голове ощущались уколы нарастающей боли. Надо было скорей заканчивать, или я ничего не успел бы.
Между двумя тяжелыми гроссбухами я отыскал корешок книги с надписью: «1896» и, задыхаясь в клубах пыли, вытащил ее. Это была подшивка копий корреспонденции. Я стал быстро их просматривать – может быть, там что-то есть.
Многие страницы были почти пустыми, словно печатались через слабую копирку. У меня подпрыгнуло сердце, когда я увидел датированное пятым октября письмо, начинающееся словами: «Дорогая мисс Маккенна». Пот заливал глаза, и их начало щипать. Я стал торопливо тереть глаза, смахивая пальцами с бровей капли пота. «С огромным удовольствием отвечаю на вашу записку от 30 сентября. Мы с нетерпением ждем вашего приезда и постановки "Маленького священника" в нашей гостинице».
Далее в письме говорилось, что он (управляющий) сожалеет о том, что им не удалось представить пьесу во время летнего сезона, когда в гостинице больше постояльцев, но «без сомнения, лучше уж представить ее сейчас, чем не представить вовсе».
Я сильно затряс головой, чтобы не потерять сознание. Снова вытер лицо и шею. Платок совсем намок. Пот струился у меня по пояснице и животу. Мне пришлось на несколько минут уйти в соседнюю комнату. Хотя там было тепло, но по контрасту казалось, что попадаешь в прохладное помещение. Прислонившись к бетонной стене, я судорожно ловил ртом воздух. Если там этого нет… Я мог думать только об этом. Если там этого нет…
Вернувшись в хранилище, я принялся нетерпеливо водить ладонями по корешкам книг.
– Ну давай! – бормотал я.
Я повторял это снова и снова, как какой-нибудь безнадежно упрямый ребенок, не желающий понять, что нужной ему вещи нигде нет.
– Давай, давай.
Слава богу, в тот момент Марси Бакли еще не вернулась. Если бы вернулась, то посчитала бы себя обязанной вызвать врача, не сомневаюсь. В соответствии со смягченной формулировкой я более «не владел своими эмоциями». Лишь одна ниточка удерживала меня в здравом уме: вещь, которую я разыскивал.
Необходимо было на этом сконцентрироваться, потому что к тому моменту я был сильно зол на гостиницу, зол на бывшую администрацию, допустившую, что эти документы пришли в подобное состояние. Если бы они позаботились о том, чтобы архив хранился надлежащим образом, я получил бы ответ за считанные минуты. Вместо этого время тянулось ужасающе медленно, пока я напрасно пытался отыскать единственное необходимое для выживания вещественное доказательство. Я чувствовал себя как Джек Леммон в той сцене из «Дней вина и роз»[34], где он, обезумев, ищет в оранжерее бутылку виски. Не могу понять, почему я не сошел с ума, могу лишь предполагать. В противном случае я принялся бы выть и кричать, разбрасывая повсюду книги и бумаги, рыдать и все проклинать, понемногу сходя с ума.
Теперь я даже не пытался утирать пот. Какой в этом был толк? Носовой платок насквозь промок, белье прилипло к телу, словно я плавал в одежде. Наверное, лицо у меня было красное, как свекла. Я совершенно потерял представление о времени и месте. Я продолжал искать и искать, подобно сомнамбуле, зная, что поиски тщетные, но не мог остановиться, охваченный каким-то безумием.
Я едва ее не пропустил. К тому времени глаза у меня почти ничего не видели. Я продолжал разбирать книги, откладывая в сторону ненужные. Нужную я тоже отложил. Потом что-то – бог знает что – всколыхнуло мрак моего сознания, и я, судорожно вздохнув, рванулся к книге и взял ее в руки. Раскрыв ее, я стал трясущимися руками переворачивать страницы, пока не наткнулся на одну, на которой огромными буквами было напечатано: «ЧЕТВЕРГ, 19 НОЯБРЯ 1896 ГОДА. ОТЕЛЬ "ДЕЛЬ КОРОНАДО". И. С. БЭБКОК, УПРАВЛЯЮЩИЙ. КОРОНАДО, КАЛИФОРНИЯ».
Полагаю, я был настолько обезвожен и так ошеломлен, что в течение нескольких мгновений, показавшихся бесконечными, не мог взять в толк, что каждый год числа приходятся на другие дни недели, периодически совпадая. Сбитый с толку, я уставился на страницу, потом, когда до меня дошло, рассерженно встряхнулся.
Мой взгляд скользнул к столбцам, озаглавленным «Фамилия», «Местожительство», «Номер» и «Время», и пробежал до конца страницы. Слова расплывались у меня перед глазами. Я провел по лицу трясущейся рукой. И. К. Пенн, Конрад Шерер с женой (помню, что подумал о том, как странно написано), К. Б. Александр, К. Т. Лэмини. В тупом замешательстве смотрел я на слово «do», часто встречающееся в столбцах. И только сейчас понял, что означает это «то же, такой же» и использовано вместо пометки «ditto», принятой в наши дни.