– Так и знайте, – заявил Робинсон, – что я делаю это лишь из уважения к мисс Маккенна. Будь на то моя воля, я бы собственноручно выставил вас отсюда.
Я бы не поверил до этого момента, что какие-то его слова могли бы меня развеселить. И все же, несмотря на отчаяние, вызванное уходом Элизы, это замечание действительно показалось мне смешным. Оно было до такой степени викторианским, что мне пришлось сдержать улыбку.
– Вам смешно? – грозно вопросил он.
Веселье мое улетучилось под угрозой физической расправы. Он был крепким мужчиной, хотя и не высоким: я возвышался над ним на добрых три дюйма и чувствовал себя неизмеримо сильнее, но лучше было не провоцировать его на кулачный бой.
– Вы здесь ни при чем, – уверил его я.
Предполагалось, что это примирительное замечание, но прозвучало оно скорее как оскорбление. Полагаю, то был оптический обман, но мне показалось, что костюм Робинсона туго натянулся на нем, словно все мышцы его тела одновременно напряглись от ярости.
– Послушайте, – сказал я, чувствуя, что мое терпение подходит к концу. – Мистер Робинсон, я не собираюсь спорить с вами или все усложнять. Знаю, что вы думаете… беру эти слова назад – я не знаю, что вы обо мне думаете, помимо того, что явно меня не одобряете. Но пока, может быть, нам заключить перемирие?
Я просто не в состоянии придумать что-нибудь другое.
Он пристально разглядывал меня своими холодными черными глазами. Потом, прищурившись, произнес:
– Кто вы такой, сэр, и какую ведете игру?
– Никакой игры, – устало выдохнул я.
Он тонко и презрительно улыбнулся.
– Скоро узнаем. Верно, как дважды два.
«Хорошая фраза», – подумал я, хотя уловил в его словах угрозу. Ум писателя работал безостановочно.
– Хочу предупредить вас лишь один раз, – продолжал он. – Не знаю, что такое вы сказали мисс Мак-кенна, что заставило ее с такой доверчивостью принять вас. Однако вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, будто вашими уловками сможете меня обмануть.
У меня возникло желание зааплодировать, но я сдержался. Я никак не собирался спорить с ним, потому что понимал: последнее слово должно остаться за мистером Уильямом Фосеттом Робинсоном. Если бы я этого не уразумел и стал вести себя соответствующим образом, то мы простояли бы в холле всю ночь. Так что я дал ему высказаться.
– А теперь мы можем пойти в ваш номер? – мирно спросил я.
Черты его лица исказились в презрительной гримасе.
– Можем, – выдавил он.
И, повернувшись на каблуках, быстрыми широкими шагами устремился вперед. Несколько мгновений я не понимал, что он делает. Потом вдруг до меня дошло, что он не собирается меня провожать. Если я не поспею за ним, он просто скажет Элизе, что хотел отвести меня в свою комнату, но я решил не идти.
Я пошел за импресарио так быстро, как только мог. «Ах ты, сукин сын», – подумал я. Если бы я чувствовал себя чуть более энергичным, думаю, погнался бы за ним и врезал ему. А так мне лишь удавалось не терять его из виду. Он стал подниматься по лестнице, перескакивая через две ступени, – видимо, намеревался обогнать меня и дать почувствовать, что я еще не обрел прежнюю физическую форму.
Слава богу, у меня есть чувство юмора. Особенно остро я ощутил это в те минуты. Если бы я не мог оценить всю курьезность этой погони, то, думаю, отступил бы. Но я оценил-таки, находясь в самом пекле. Должно быть, я выглядел комично, карабкаясь вверх по ступеням, цепляясь за перила, пытаясь не потерять его из виду, пока он скакал наверх, словно чертовски крупная газель. Не раз я оступался и чуть не падал, стараясь удержаться, как жертва землетрясения. Однажды мне навстречу попался мужчина, но в отличие от первого, которого я встретил чуть раньше, этот с ледяным неодобрением наблюдал за моим неуверенным подъемом. Проковыляв мимо него, я рассмеялся, хотя для него это, без сомнения, прозвучало как икота пьяного.
К тому моменту, когда я добрался до третьего этажа, Робинсон все-таки пропал из виду. Пошатываясь, я вышел в коридор и посмотрел по сторонам, но, никого не обнаружив, заковылял обратно к лестнице и продолжил подъем. Стены вокруг меня начали расплываться, и я понял, что пройдет еще немного времени, и я потеряю сознание. А я-то думал, что уже полностью преодолел побочные эффекты моего путешествия во времени. Еще один промах.