На улице смеркалось. Редкие звезды, стыдливо выглядывая, сквозь серую толщу вечернего неба, тускло мерцали, готовясь разгореться с наступлением темноты. На улице возле мотеля, неторопливо гуляли влюбленные пары, временами задумчиво глядя на пока еще белый лунный диск. К ночи луна станет желтой, разливаясь мистическим светом, она озарит извилистые парковые улочки и широкие транспортные шоссе. На горном серпантине вот-вот зажгут фонари, что яркой праздничной гирляндой, украсят зеленые исполины, и станут радовать случайных прохожих захватывающей дух красотой этой ночи.
Игорь лежал на продавленной кровати дешевого мотеля, с удовольствием затягиваясь только что закрученной папироской. Едкий конопляный дым, сгущаясь в пыльном, не проветриваемом помещении, драл глотку, вызывая кашель. Рядом, молча разглядывая подкопченный потолок, лежала Зульфия. Она думала о чем-то своем, не мешая Игорю, наслаждаться моментом истинного блаженства. Приятное опустошение, клонило в сон, и мужчине хотелось остаться на ночь, в этом гостеприимном номере. Айбике будет переживать, но он придумает, как ее успокоить. Завтра. Все дела и проблемы будут завтра, а сейчас ему просто приятно молчать в обществе этой маленькой женщины с пылким сердцем. Зульфия повернулась на бок, в бессловесном жесте прося сигарету. Игорь передал ей свой не докуренный косячок, и она с блаженством затянулась. Так они и лежали, передавая друг другу папироску, словно индейские вожди трубку мира, в тишине разглядывая давно не беленый потолок.
Созданную идиллию первой разрушила Зульфия. Затянувшись в последний раз, она затушила окурок прямо в стакане воды и, старательно завернувшись в белую простыню, встала с кровати.
- Мне пора. - Ее голос хрипло прозвучал в тишине номера.
- Может, останемся до утра? - Игорь, не желая расставаться с мечтой о совместной ночи, постарался поймать ее за руку.
Зульфия отстранилась, повторив:
- Мне пора. - После чего, не торопливо собравшись, покинула любовника, не сказав слов прощания.
Игорь, продолжая лежать на кровати, думал о том, что не помнит, когда с его ложа столь поспешно и молчаливо сбегали женщины. Посетовав на старость, адвокат достал еще одну папироску и посеревший в раз мир, вдруг наново расцвел яркими красками.
Айбике любовалась на тонкое кружево пара, клубящегося над пиалой, словно сказочный джин. В этих горячих струях воздуха, ей мерещились призраки прошлого, которые, не желая выпускать из своих объятий, навязчиво возвращались к вечернему чаю. Айбике все чаще коротала вечера в одиночестве, не пытаясь удержать в доме дочь, полюбившую оставаться у подруг, предпочитая общество новых знакомых материнскому. Не старалась дознаться правды у Игоря, который днями и ночами пропадал на работе. Да и на работе ли? Это одиночество, словно расплата за короткое счастье терзало Айбике, заставляя острей ощущать тоску по матери. По той, кто качал ее в колыбели рук, по той, что дала свое молоко, по той, что никогда не оставляла без своей поддержки. Как она там? Давно Айбике не посещала родной аул. Лишь редкие телефонные звонки, как напоминание о прошлой жизни. Короткие разговоры, не несущие боли души. Сейчас, когда Батыр уехал учиться, родителям должно быть одиноко в пустом доме.
Айбике сдула пар и отпила горячий напиток. Чай теплым комом спустился в желудок, унося вслед за собой не вырвавшийся плач. Чай всегда помогает тому, кто впал в меланхолию. Радужным цветом, терпким вкусом и крепким духом он изгоняет все лишнее, очищая зерна от плевел, помогает разглядеть истину там, где минуту назад не было видно ни зги. Допивая последний глоток, Айбике точно знала, что сегодня попросит Игоря отвезти ее к матери. Хотя бы на пару недель. А лучше бы на месяц. А еще лучше бы до родов. Айбике боялась думать о том, что на самом деле мечтает уехать в родной дом навсегда.
Скрипнувшая дверь разрушила магию гармонии, которой смогла достичь женщина. Разрывая тишину, протяжный скрип не смазанных петель, возбудил только что убаюканные нервы, заставляя Айбике подпрыгнуть на стуле и нервно потирая потные ладони ждать появление мужа. Она и сама не знала, почему так боится просить супруга о поездке домой. Возможно, не желая слышать отказ, а вероятней, боясь услышать радость в голосе Игоря, когда он как можно быстрее проводит жену на поезд.