Супруг вошел в кухню, глядя сомлевшими глазами, куда-то мимо нее. Айбике почти сразу заметила расширенные зрачки и тонкий травяной аромат, что легким дурманом клубился вокруг мужчины. Но было в этом угаре и что-то странное. Игоря качало, а на лбу выступили крупные капли пота. Айбике смахнула их, ощущая холод тела под ладонью. Мужчину явно бил озноб. Какое-то время Айбике просто смотрела на своего супруга, успешного адвоката, любимого сына своих родителей, будущего отца маленького ребенка и не понимала, как он - образованный, занятой человек, мог так просто связаться с тем, чем развлекают себя неприкаянные подростки!
- Игорь. Скажи мне, что с тобой? Развей мой страх. - Айбике с мольбой смотрела на мужа, в надежде услышать хоть какое-то оправдание.
- Отстань, женщина! Я много работаю. Я устаю! Я имею право расслабиться. Безобидные папироски. Ты же знаешь, я имею дело только с ними. А сейчас принеси мне поесть. И не доставай. - Рваные фразы и быстрая речь, столь не свойственные хорошему юристу, убедили Айбике в правдивости своих выводов. Но, черт возьми, это странно! В их ауле были мужчины, любящие раскурить кальян время от времени, но они не впадали в зависимость, не вели себя агрессивно и уж точно не бились в ознобе. Сама не понимая, что творит, Айбике, ухватив мужа одной рукой за лацкан пиджака, второй начала шарить по карманам, с легкостью преодолевая сопротивление очумевшего от такого напора Игоря. Найдя портсигар, женщина вытрясла папироски на пол, и, подобрав одну, разорвала в руках тонкую бумагу. Из оскверненной сигареты в ладонь Айбике высыпались кусочки сушеной травы и белый порошок. Молчание затягивалось. Женщина в раскрытой ладони протягивала мужу куски рисового пергамента с ошметками наполнителя, взглядом пытаясь дознаться правды. Игорь шалыми глазами смотрел на белые крупинки, мучной пылью покрывающие пальцы супруги, думая, как мог он не понять, что с сигаретками что-то ни то. Хитрый Жук, которого он так защищал в суде, просто подсаживал его на какую-то гадость, умело маскируя ее под косячок с афганкой.
- Что это? - Игорь даже не понял, что задал вопрос вслух.
- Ты у меня спрашиваешь? ТЫ? У МЕНЯ? Это я хочу знать, что это и как скоро ЭТО прекратится? - Айбике, позабыв о том, что с наркоманами лучше не спорить, кричала, тряся мужа за все еще не выпущенный из цепких пальцев лацкан. Такая встряска помогла Игорю справится с оцепенением и он, с силой оттолкнув от себя жену, заорал в ответ:
- Ну, тебе виднее, это ты с наркобароном по степям бродила, что даже дитя прижила! Или твой контрабандист не научил тебя разбираться в товаре? - Звон пощечины поглотил последние слова. Айбике шумно дышала, сжимая кулаки. Игорь переступил черту. Заговорил о самом больном. Запретным приемом ударил под дых. Как мог он напомнить ей о той жизни и не просто напомнить, а поставить в упрек, будто по своей воли она провела с Отто месяцы жизни.
Может пощечина, может глаза супруги, на дне которых плескались не выплаканные слезы, а может просто действие дурмана, навалилось на Игоря тяжким грузом и он, промолчав, развернулся спиной к обиженной женщине, отправляясь спать на кушетку в гостиной. Айбике же сидела на голом полу в дверном проеме меж кухней и коридором, пустыми глазами смотря на малютку паучка, который, старательно перебирая лапками, плел паутину за холодильником.
Утро начиналось с больной головы и мук совести, что являлись наградой за пережитый вечер. Игорь вспоминал события минувшего дня, со странным оцепенением разглядывая разложенные на столе сигареты с коноплей. Развернув одну наугад, он понял, что вчерашнее не привиделось, и вместе с травой на чистый ковер, посыпалась белая пыль. Что это? Кокаин? Или какая-нибудь новая разработка иностранных химиков? Пожалуй, придется найти Хитрого Жука, или как там его - Алмаза Мадиева и вытрясти из него всю правду. Но этим он займется позже, а прежде.... Игорь распахнул окно, заминая накрахмаленные занавески, и сладко затянулся целой папироской. Пусть будет его последней. Словно предсмертное слово на краю реи, а после шаг и бурлящая пена холодного моря поглотит тело, скормив акулам останки того, кто некогда был человеком. Словно последний глоток воды на просторах Сахары, когда, отпустив страх, осыпаешься пеплом, зажаренный ярким солнцем. Словно поцелуй на вокзале, когда нет больше ни прошлого, ни будущего, один миг, ценный лишь для двоих. Больше он не станет курить эту гадость. Хотя... в портсигаре осталось немного, всего штук семь, ну, не пропадать же добру? Да и кто сказал, что предсмертное слово должно быть единственным, а глоток ведь не всегда капля?