- Да не уж-то я так стара стала, что Бешку малую не признаю? Поди сюда, дай наглядеться. Давно ко мне не заглядывала, вот брат твой, частый гость. - Аглая, оторвалась от латки сети и протянула к Айбике морщинистые ладони, пахнущие смолой и рыбой. Не доверяя старым глазам, бабушка провела по лицу девушки узловатыми пальцами.
- Хороша. Не в отцовскую породу, хвала Всевышнему. Те-то все крючконосы, да раскосы. Ты ж на бабку свою по матери похожа. Знатная красавица была, дружили мы с ней когда-то. - Старуха подперла руками подбородок, и, прикрыв глаза, ударилась в воспоминания. - Раньше дом-то ваш Захару - деду твоему по матери принадлежал. Родители его на фронте погибли, когда мальцу четырнадцать годков минуло. Он тогда в партизаны подался, с ними ел и спал, а как война закончилась, в пустой дом воротился. Тут то и стало ясно, что не удел Захарка остался. Один, сирый, хозяйства нет. Наш аул, война стороной обошла, на перевале-то стреляли бывало, но в долину не спускались. Так, что, когда по стране голод шел, наше село ело до сыта. Вот и помогали деду твоему, кто чем мог. Приглянулся он мне тогда. Подле наших юнцов, что всю войну у материнской юбки просидели, да на парном молоке жирели, дед твой особым был. Сухопарый, чернявый, весь подтянутый.... Мышцы под рубахой перекатываются.... А взгляд! Словно демон в душу заглядывает. - Аглая, закатила глаза, видно уже забыв, кому это все говорит, продолжая свой рассказ лишь ради себя самой. - Я тогда молодая была, глупая. Думала глазами такими природа одаривает, лишь старше став поняла, что, то Смерть метку свою ставит, на тех, кто слишком часто с ней встречался. Так вот, Захар помощь-то принимал да неохотно, все работу сыскать пытался. А какая работа то? Поля пахать, овец пасти, вот и все дела. Потому и подался Захар в город. Перед отъездом мы с ним встретились, он с меня обещание взял, что дождусь его. Я то дождалась.... Только он не один вернулся, а с Гулькой - бабкой твоей! Красивая, негодяйка! Потом-то я узнала, что выкрал он ее из дома отчего. Точнее даже, сама она за ним побежала, против воли родительской. Те академиками были, для них Захарка, на вроде собаки дворовой - деревенщина, беспризорник. А вот Гулька душу его разглядела, и полюбила.
Аглая прервала рассказ, уставившись белесыми глазами в стену. На старом морщинистом лице, залегли глубокие тени. Потревоженные воспоминания, друг за другом всплывали в старческой памяти, вновь даря, казалось бы давно позабытую боль. Но миг спустя, старуха заулыбалась, вернув доброе расположение духа.
- Ох и зла я была на них! Даже не знаю, кому сильней несчастий желала, деду твоему, что ждать велел, а сам с девкой воротился, или бабке, что невольно разлучницей стала. Но в день один, я их в саду заприметила. Думая, что не видит никто, Захар и Гуля сидели под сенью груши, о чем-то шепчась. Переплетя пальцы и едва касаясь плечами, голубки поглядывали друг на друга с такой нежностью, что вся ревность и злость, которые во мне бурлили последние дни, на нет сошли. Гляжу я на их любовь, такую огромную и всепоглощающую, и ясно, вдруг, стало, что даже если б мы вместе с твоим дедом оказались, никогда не смотрели б друг на друга, как эти двое. После уже мы с Гулькой подругами стали. Когда поближе ее узнала, поняла, что красива она не только снаружи, но и душой. Светлая, чистая, всепрощающая. Вот и отца твоего она пожалела, на воспитание взяла, а потом и дочь свою за него выдала, что б тот без дома не остался....
Айбике слушала затаив дыхание. Сегодня ей открывались семейные тайны, о которых в их доме всегда молчали. Мать бывало с горяча и кинет отцу, что он ей именем обязан, но что имелось ввиду помалкивает.
- Бабушка Ага, расскажите, как случилось такое, что папа в мамином доме оказался?
- Да мать его - Нура, баба беспутная, как вдовой стала, в город уехать решила, а Ахмедку на откуп свекрови оставила, что б та ее пустила. Ты то, молода еще, не знаешь, как раньше люди жили. - Аглая вновь достала сеть, ловко перебирая артритными пальцами петли. - Младший сын всегда при матери оставаться должен был. Смотреть за ней, когда та старой да немощной станет. А если уехать захочет, то матери своего старшего сына взамен оставить обязан. Тот при бабке расти будет, ее матерью называть, да за ней в последние дни приглядывать, вместо своего отца. Даже в старое время, матерей, что сына своего свекрови отдать решались, непутевыми считали, а когда Нура Ахмедку бросила, все село гудело. Неслыханно. Мужа схоронила, сына оставила. В общем, заклеймили ее сельчане словом тем, что знать тебе не надо, да дорогу в село ей и прикрыли. Это в городе никому дела нет до соседа, а в ауле плешь проедят, да еще и камнем в спину кинуть могут. Ахмед тогда зло на мать затаил. Бабку свою он недолюбливал и отчасти в вину ей ставил, что без матери его оставила. Ведь если б старуха не заупрямилась, да отпустила Нуру вместе с сыном, тот он бы сиротой не остался. А потом беда случилась. Когда отцу твоему десять стукнуло, бабка померла. Гулька тогда и приютила мальчишку. Матери его в город написала. Где только адрес нашла? А в ответ получила от Нуры послание, что в аул она не вернется, в городе у нее семья и двое детей, потому если Ахмед хочет, может к ней переезжать. Отец твой тогда еще черней стал. Не хотелось ему пасынком быть, да еще и в городе, в который и не стремился никогда. Гулька пожалела парнишку и к себе в дом взяла. Думала, постарше станет работать пойдет, да в дом свой вернется. Только Нура, как о смерти свекрови прознала, так дом-то и продала. Приехали люди с города, деловые такие, с дипломатами. - Последнее слово старуха презрительно выделила интонацией, словно иметь дипломат, что-то очень постыдное, возможно даже зазорней распутства. - Дом снесли, а на его месте коровник подняли. Мужики то тогда поджечь стройку хотели, да так и не решились.