Не прекращая нескончаемую лавину ненужной информации, Любочка, она же вагоновожатая, она же бабушка в тулупе, потащила слабо упирающуюся Айбике в небольшую рубку на платформе. Там, гремя стеклянными стаканами в подстаканниках из нержавейки, женщина, продолжала без умолку, что-то рассказывать.
- Тесновато тут у меня, да я здесь, поди, бываю раз в три месяца, а так все в рейсах и в рейсах. Мне вот Иван Юрьевич, то начальник наш - шишка знатная, хоть за пузенью отъеденной и не видит какой беспорядок на станции твориться, но баба Люба ему все доложит, баба Люба знаете ли, порядок любит. - С этими словами вагоновожатая шлепнула на стол старый эмалированный чайник, в котором мирно лежал простой советский кипятильник. - Сейчас и чаек поспеет, вы сидите-сидите голубочки. Так о чем я? Говорит мне Иван Юрьевич, шли бы Вы Любовь Петровна... на пенсию. Да какая мне пенсия, коли я резва, как та кобыла?! Тем паче, стоит дома осесть, так детки мои (стервятники эти), внуков по натащут, вроде как, нате мама - нянчите! Знаю я зачем им это, в могилу хотят раньше времени меня сманить, что бы я там тишиной наслаждалась, а они окаянные в моей трешке поселились. Вот им, а не квартира. - Бабулька свернула кукиш и, не стесняясь, подсунула его под нос Айбике. - Внуков то у меня много, штук десять, не меньше. Я то по молодости ух, какая была, пятерых детей народила, а они уж за внуками не постояли. Эх, молодая была, глупая, вот бы я сейчас кого рожать стала. - И Любовь Петровна скрутила второй кукиш, видно посчитав первым не слишком веским.
- Вы тете то позвонили? - Айбике все же сумела вставить вопрос в монолог новой знакомой. Не печатно выразившись о своей памяти, Любовь Петровна, схватилась за трубку, начав быстро крутить телефонный диск.
-Але, Гулька! Ты меня слышишь? Прости меня склерозницу старую, вот не поверишь, глаза видят, а мозги не помнят. Короче? Что короче? А, хошь знать, чего звоню? А чего я еще названивать тебе стану, чай не подруги задушевные. Племянница твоя брюхатая объявилась. Да, да Айкике твоя. Чего-чего? Да мне все равно, хоть Кике, хоть Бике, все одно, имен ваших заморских не упомнишь. Давай-давай, Гулька, ждем.- С последними словами эксцентричная бабушка, шлепнула трубку на место, вновь переключая свое внимание на Айбике. - Ну, что, голуба, едет твоя лягушонка в коробчонке, как только москвич Петровича за окном громыхать начнет, значит все - можно идти шкурку жечь.
- Какую шкурку? - Притихшая Мирим, хоть и пришла к выводу, что бабушка явно не в себе, все же проявила любопытство.
- Да такую, зеленую. Эх, молодежь, классику читать надо! Я вот всю жизнь книжонки почитывала, да все равно на станции этой, проклятущей, за три копейки спину гну. Но ты читай-читай, детонька, для мозгов говорят дюже полезно!
Приезда тети Айгуль Айбике и Мирим ждали сильнее, чем плутавшие иудеи землю обетованную. Словоохотливость приютившей их женщины, сводила с ума, а чай с привкусом хлорки, вызывал тошноту. Поэтому услышав долгожданный стук в дверь каморки тети Любы, мать и дочь, были готовы кинуться на шею малознакомой родственнице.
На проверку Айгуль оказалась статной женщиной лет шестидесяти, которую в отличие от молодящейся Любви Петровны, было тяжело назвать бабушкой. Прямая осанка, аккуратный пучок волос и строгие очки в роговой оправе, сделанные в соответствии с требованиями элегантной моды. Тетя была очень похожа на директора городской школы, ровно до того момента, пока широкая улыбка не озарила ее лицо, сминая надменный вид и разрушая ледяное очарование.
- Айбике, деточка, какой же красавицей ты стала! - Айгуль порывисто обняла племянницу.- А это у нас кто? Неужто Мирим? Из писем Малике, я подумала, что ты совсем ребенок, ан нет, вон гляди, какая невеста уже. Ну, иди же сюда, дай обниму. - Это для молодых родственники, что больше десятка лет не появлялись, автоматически зачисляются в дальние, а старикам, всю жизнь прожившим лишь своей семьей и тридцать лет разлуки не помеха для поцелуев при встрече. Попросив называть ее тетей Гулей, Айгуль легко подхватила сумки родственниц и, пообещав бабе Любе сладкую благодарность, завернутую в фольгированную бумагу, повела своих девочек в новый виток их занимательной жизни.
Глава 14. Три года спустя.
Он придет, он будет добрым, ласковым
Ветер перемен....
(из к/ф Мэри Поппинс)
За крышами деревянных домов, и зеленых макушек цветущих деревьев, скрывалось бескрайнее поле. Каждую осень оно золотилось колосьями ржи или зеленело многолетними травами. На краю этого поля, оставляя за спиной жилые улочки, стояла Айбике. Устремив за горизонт задумчивый взгляд, женщина предавалась какому-то громкому молчанью. Словно, стоя на краю бескрайней земли, она наслаждалась и тосковала своим одиночеством. Став завсегдатаем этого места, Айбике в молчании проводила минуты, а порой и часы. Айгуль, замечая странность племянницы, всегда оставалась в стороне, не решаясь спросить, что тянет Айбике к этой окраине. Сегодня пожилая женщина, возвращаясь домой, вновь увидела свою младшую родственницу на краю ржаного поля. Племянница думала о чем-то своем, не замечая ни поднявшегося ветра, ни начинающего срываться мелкими каплями дождя. Вопреки уже сложившейся традиции, где Айбике смотрит, а Айгуль проходит мимо, тетушка решила нарушить момент единения с природой и, нарочито громко ступая, подошла к задумчиво стоящей женщине, сложив на ее плечо морщинистую руку. Айбике, не оглядываясь с нежностью коснулась узловатых пальцев тети.