"Игорь умер тчк приезжай"
Лист бумаги выпал из рук, описав круг на манер самодельного самолетика. А Айбике рассмеялась. Громко и как-то горько. Слезы лились, заползая за шиворот солеными змеями, стекали в уши, словно все эти годы ждали момента, когда же их выпустят на волю.
-Умер! - Кричала Айбике, ни то, радуясь конченой ссылке, ни то, горюя о прошлой любви. - Тетя ты слышишь, он умер! - И руки, живя посторонней жизнью, цеплялись в черную гриву волос. - Не может быть... - Дрожа, твердил севший голос. В тот миг она была безумна. Плотину прорвало, каменная маска дала трещину, распахнулись все тысяча замков, которые с любовной скрупулезностью Айбике выстраивала внутри себя. Вот так и бывает - что бы кто-то ожил, кто-то другой должен умереть.
Возвращение на Родину для Айбике не стало триумфом, являя собой скорей амнистию, нежели выйграную войну. Она словно ссыльная королева, получившая право вернуться домой, после смерти своего короля. Сидя в вагоне старого поезда, женщина гладила волосы придремавшей Аллочки, искоса поглядывая за старшей дочерью. Мирим что-то читала, изредка почесывая нос и хмуря брови. Красавица. Ей суждено стать прекрасной женщиной и, убереги, Всевышний, ее от судьбы своей матери. Айбике отдернула подол черного платья. Вдова. Она теперь вдова. Какое противное слово, навивающее мысль о пауках и публичных домах с их веселыми вдовушками. Хотя черное внезапно оказалось ей к лицу. Наверно, давно стоило одеть траур, ведь, по сути, она уже давно похоронила близкого человека. Себя.
- Что ты читаешь? - Отрывая себя от грустных мыслей, Айбике решила поговорить с Мирим.
- Так, ничего. - Девочка отложила книгу. - Мы уже подъезжаем, ни так ли?
- Так.
- Отец нас встретит?
Айбике поморщилась. Она простила Отто, но видеть его не хотела. Тем более, сейчас:
- Надеюсь, что нет.
Поезд издал протяжный гудок, замедляя ход. Айбике, подхватив в руку дорожную сумку, толкнула малышку дочь, что пора выходить. Мирим, взяв рюкзак со своими вещами, последовала следом за матерью. На перроне, как всегда толклась куча людей, из тех, кто что-то продает, кого-то встречает, или куда-то бежит. Все шумели, галдели, обвиняя друг друга в не аккуратности, а порой и в скабрезности. Неожиданно, вопреки всему, среди этого гвалта, Айбике почувствовала прилив необоснованного счастья. Знакомый с детства говор, запах тандырных лепешек и горы на горизонте, вдруг отчетливо дали понять - она дома. И сколько радости было в этом простом открытии, что вся та, не изгоняемая годами, тоска, покинула женщину, в один миг, перестав давить тисками на грудь.
Поезд с шумом тронулся, направляясь в депо, и сквозь шум удаляющегося состава, Айбике расслышала тихое:
- Дочка....
Ахмед. Состарившийся за последние три года, сильнее, чем за предыдущий десяток, стоял в двух шагах от Айбике, тяжело опираясь на деревянную клюку. Совершенно седые волосы, собранные под коническую народную шапку, белая борода и латаная рубаха на голое тело. На дворе теплая весна, но отцу явно холодно, старческое тело требует теплых носков и доброго кафтана. Слезливый момент встречи, неожиданно сгладила Мирим, кинувшись на шею Ахмеда со словами:
- Тебе бы еще ослика, деда, и будешь настоящий дервиш!
- Скорей уж аксакал. - Айбике, присоединившись к дочери, принялась обнимать самого дорогого в мире мужчину. - Знакомься, папа, это Аллочка. - Айбике подтолкнула младшую дочь к отцу, краем глаза замечая, как старшая, смотрит по сторонам, разочарованно кусая губы. Мирим ждала Отто, и, не увидев среди толпы незнакомых людей, родную для фигуру, боролась со слезами обиды.
- Он придет, вот увидишь. - Прошептала Айбике, на ухо девочки, надеясь хоть немного ее подбодрить, та в ответ только пожала плечами, вроде как ей это не важно. Врет. Важно. Но держится, не желая показать свою слабость. Сильная девочка, не в маму. В очередной момент, вознеся молитву о лучшей судьбе для своего дитя, Айбике направилась к терминалу, уводя все семейство с перрона.