Юрка, хотя и жил теперь в Редькине, все равно жалел сапуновскую церковь, как и свои Холсты.
Все и началось с сапуновской церкви. Возили они туда солому, возили, и Саша вдруг пригласил Юрия к себе. «Женьку позовем», — сказал он. Так и есть, Женьку встретили в Центральной, велели приходить к Саше.
Квартира у Суворовых небольшая, однокомнатная, в трехэтажном доме — с балконом, правда. На площадке у дверей на циновке выставлены сапоги, Ленины старые туфли, из сапог торчали заткнутые носки. Юрка с Сашей тоже сняли обувку здесь, Лена дала тапочки. «Эка, — подумал Юрка, — кто привычен к просторному дому, разве в квартире поместится?»
Но в комнате имелось все, что положено: и сервант, и диван, и телевизор. Лена, мотая белыми волосами, стол собрала не на кухне, а в комнате, бегала раскрасневшаяся, веселая — пахло оладьями. Дениску привезли от бабушки, и он топтался тут же.
Пришла Женька, подсела к Юрке на диван, сразу привалилась боком. Ей нравилось, чтобы все видели, что они уже неразливные. А может, было все равно, только бы держаться за Юрку.
Его обдало жаром, но он не двигался, удерживая минуту близости. Дениска лез к ним, карабкался на руки, они тискали его, а играя, крепче прижимались друг к другу. Женька алела, блестела голубенькими глазками, невпопад отвечала Лене, закидывая голову, ладошками подхватывала волосы с обеих сторон.
Юрка встал, стряхивая наваждение, прошел к окну, долго глядел на пустынное, голое пространство между двумя рядами домов — и улицей-то не назовешь: три дома здесь, три дома там, а между ними понатыканы жалкие деревца да грубо заасфальтированы проезды. Ему уже нравилось оглушать Женьку внезапным отторжением, делать вид, что не замечает еще улыбчивого, но уже смятенного лица ее. Это укрепляло в нем какую-то темную, мужскую силу, имени которой он не ведал. Просто чувствовал свою власть над женщиной, она придавала ему не испытанную еще уверенность, и он любил Женьку за это.
И усмешливо ощерялся на Сашу:
— Да вам расти-расти до государственных деятелей! Чтобы идти «на вы», значит. А то церковь — и ту отбить боишься.
— Нисколько не боюсь. Только раз есть постановление сносить Сапуново, как может устоять церковь?
— А вот и может! Одна. Как ориентир. Красоты и местности! А то наши ребятишки, — он нарочно сказал «наши», теперь уж деваться некуда, но все-таки неловко оглянулся на Женьку и повторил: — Дети наши знать не будут, откуда взялись мы, с каких холмов и низин. Ну и пусть свезут на фиг Сапуново, а церковь надо оставить — там одни решетки на окнах, я посмотрел, — на сколько тысяч рублей, поди, тянут. Были, значит, мастера. Вот и пусть стоит посреди полей. А гидролиз…
— Да гидролиз должны сюда перевести, в Центральную, — сказал Саша, — цех запарки кормов расширяется — как завод будет.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Юрка, берясь за оладьи. — Узнай, куда написать, — и напишем, — совсем разошелся он.
— Ты, Евгения, за ним присматривай, он сейчас пойдет причесывать всех, — покровительственно улыбнулся Саша.
Юрке нравилось, что он называл ее «Евгенией», но хотелось сказать еще что-нибудь дельное, чтобы перебить Сашин тон.
А Саша сам заговорил:
— С нового года, с весны, будут бригады по отделениям, пойдем с тобой в Редькинскую — у меня мать там, все равно Дениса возить.
И Юрка почувствовал, как новая теплая волна разошлась в груди.
О проекте землеустройства было известно, но представлялось туманно, что да как будет, однако Суворов знал что-то определенное.
— Отряд плодородия, — сказал он, — один на отделение и один будет отвечать за удобрения. Надо, чтобы не попала в него всякая мутота. А мы с тобой давай по зерну. Рыжухина позовем, еще каких честных парней, Максим Колчин придет из армии — двоюродный братан мой.
Юрка маленько знал Колчина. Как-то у Максима пропала собака, и он бегал по деревням, искал, заходил к Ледневым — они всегда держали собак, тогда все еще говорили, какой желанный мальчишка, — жили Колчины километрах в шести, в Угрюмове, за Редькином. Другой раз он его видел на току в Центральной — людей не хватало, и Максим привел мальчишек, школьников, они провеяли тогда всю пшеницу, и Максиму на годовом празднике дали премию — пять рублей. Но это было уже совсем другое поколение. Вон сколько лет прошло, как отслужил Юрка в армии в городе Грозном, — донимавшая там жаркая духота уже и в снах не мучила его.