Потом каждый из нас поглядел, вероятно, в какую-то свою сторону края поляны, и мы тут же преглянулись, снова поглядели на лес, я, быстро обернувшись, посмотрел себе за спину: по всему полукругу поляны, выйдя на шаг из дальнего леса, молча стояли политоры. Оцепенение, которое нашло на нас, длилось секунд пять, даже десять, лишая нас возможности спокойно видеть и рассуждать, и только когда один из политоров быстрыми шагами направился к нашей машине, оторопь сразу кончилась, и я, выскочив из машины, с криком бросился ему навстречу:
— Олуни! — закричал я. — Олуни!
А он, подойдя ко мне, тихо сказал:
— Митя, брат мой!
И мы обнялись.
Папа и Оли были уже рядом, тиская Олуни и хлопая его по плечу. Он улыбался. Потом он сделал знак остальным моро, и они подошли к нам, вежливо поклонившись.
— А где Кальтут? — вдруг испугавшись, спросил я.
— Он в другом отряде моро. Все живы, — гордо улыбаясь, добавил он. — Ни один моро не погиб.
— Вы пришли со стороны боя? — спросил я.
— Нет, мы двигаемся туда, где был большой бой. — На груди Олуни висел коммуникатор. — Приказ а, Тула двигаться туда.
— А вы видели, что было за лесом, на открытом месте?
— Видели. Мы не поняли, что это.
— Это повстанцы в дыму летали на космолетах и поливали поле жидким камнем. Теперь он затвердел, как прочная скала. Горгонерр в ловушке.
— Это хорошо, — сказал Олуни. — Никакой войны уже не будет.
— Да, — сказал я. — Войны больше не будет. И с Землей!
— Вы скоро-скоро улетите на Землю? — спросил он.
— Да, — сказал я тихо. — Да, Олуни, улетим.
— Все моро хотели бы повидаться с вами перед отлетом.
— Мы тоже… очень, — сказал я. — Мы прилетим к вам, залетим. И мы трое, и Пилли, и Ир-фа, и Орик, и Фи-лол.
— Да, — сказал Олуни. — Обязательно.
Мы обнялись с Олуни, поклонились остальным моро, они нам, мы сели в машину, папа взлетел, глядя через борт на поднятые в знак прощания руки моро, и повел машину над деревьями в глубь леса. Потом он на предельной скорости сделал над лесом большую плавную дугу, явно «обойдя» место бывшего боя, вскоре лес под нами кончился, мы быстро проскочили открытое пространство до входа в нижний Тарнфил, снизились, и нас узнали и пропустили в город.
Дома и Орик, и Ир-фа были с забинтованными головами.
— Фи-лол — погиб, — сказал Орик.
— Я… знаю, — не сразу, но сказал я, опустив голову.
10
В комнатке Ир-фа стоял мощный стереокоммуникатор, он и Орик считали, что, несмотря на ранний час, Горгонерр, конечно же, не спит и связаться с ним по ситуации вполне уместно. Чтобы не демонстрировать квистору целую группу победителей, было решено, что Пилли, Оли и я с папой будем слушать беседу с квистором из смежной комнаты. Мы разместились там, и вскоре квистор вышел на связь. Почему-то я не завидовал, что Ир-фа и Орик видят сейчас его лицо.
— Уль Горгонерр, — сказал Ир-фа. — Несколько нелепо в сложившейся ситуации демонстрировать ложные приличия и желать доброго утра, приступим сразу к деловой беседе.
— Я слушаю, — сказал Горгонерр сухо и мрачно.
— Уль Горгонерр, — сказал Орик. — Вы, вероятно, понимаете, что ликвидация остатков ваших военных групп — это вопрос дней.
Горгонерр молчал.
— Если кто-то из вас сумел побывать на поверхности убежища, или вы с помощью спутников увидели, что представляет собой сейчас его поверхность, — то знаете ли вы, что все это значит?
— Нет, не знаю, — сказал квистор.
— Вы могли увидеть серое поле над вами, в котором увязли два космолета. Два наших космолета были сбиты вами в вязкую толщу, которую эскадрилия наших космолетов создала на поверхности убежища, поливая ее сверху жидким бетоном. Бетон давно уже «встал». Вы — законсервированы. Выхода наверх нет. Другой выход — дверь в самом низу квистории возле лифтов — перекрыт. Наша охрана располагается наверху перед входом в квисторию. Выход один — через главную дверь. Она переоборудована и работает на электронном устройстве. Во избежание паники, суеты и кровопролития в момент сдачи вашего убежища дверь запрограммирована таким образом, что пропускает только одного политора, в противном случае она «срабатывает» — это гибель двух или нескольких политоров. Ясно ли я объясняю?
— Да, — сказал Горгонерр.
— Запомните, пожалуйста, одну деталь: каждый вышедший политор обязан иметь руки за спиной связанными. Если окажется, что у выходящего они не связаны, он будет немедленно ликвидирован. Эту малоприятную операцию будет производить электронное устройство. Вы все поняли?
— Да.
— Прошу вас все это передать своему окружению точно. Вскоре последует телепередача этого же содержания, а у вас там многие их смотрят: вряд ли можно скрыть суть наших требований. Каково число политоров в убежище?
— Этого я не знаю, — сказал Горгонерр.
— Пожалуйста, узнайте и сообщите нам точное число, мы выйдем на связь с вами через час. Было бы нелепо, если бы кто-то остался в убежище, так как после вашей сдачи дверь внизу квистории будет тоже законсервирована. Предлагаем вам начать полную сдачу убежища в три часа дня.
— Однако, — сказал Горгонерр, — право выбирать сдаваться нам или нет у нас остается.
— Разумеется, — сказал Орик. — Но ваш внезапный выход через квисторию исключен. Не можете вы и преодолеть толщу бетона и на своих звездолетах уйти в космос. Что же остается? Вы живете под землей, пока у вас хватит нервов и продуктов. Но раньше, чем все это истощится, некоторые сойдут с ума, начнутся болезни, распри и, я думаю, страшная ненормальная братоубийственная война в небольшом подземном мешке. Вы этого хотите?
— Мне одному ведомо, — тихо и заносчиво сказал Горгонерр, — одному ведомо, чего я хочу.
— Согласен, — сказал спокойно Орик. — Через час — контакт.
— Фи-лол, — помолчав, сказал я. — Как же так? Такой веселый…
— Да, Фи-лол, — сказал Ир-фа. — И Алург, и много-много других, мальчик, которых ты, к счастью, не знал. Фи-лол был исключительным пилотом. И космолетчиком тоже.
— Почему он летал только на винтокрыле? — спросил я.
— Он был странный политор, — сказал Ир-фа. — Веселый, но замкнутый. Не хотел жениться, не хотел детей. Он говорил, что это преступно — давать жизнь маленькому существу, если он попадет в мир Горгонерра, мир шпиков, рудников с изнурительным трудом, мир полуголодной жизни и тюрем.
— У него была девушка? — спросила Пилли.
— Нет. Он был одинок. И выбрал винтокрыл. Он любил видеть в полете лес, поля, речки и море. Космос казался ему холодным.
— Ты выспалась, Пилли? — спросил я, меняя грустную тему.
— На своей машине она примчалась к нам в район боя в лесу, — сказал Ир-фа.
— Ты воевала, стреляла?! — спросил я.
— Да, немного, — ответила она. — Эти вот не давали.
— Ты же знаешь, почему, Пилли, — мягко и назидательно сказал Орик, почему-то порозовев.
— У нее, у них с папой будет ребеночек! — вдруг выпалила Оли. — Я подслушала. Это ничего, пап, что я случайно подслушала?
— Пилли, — заверещал я от радости. — Назови его Сириусом. Все захохотали, а я, опомнившись, начал извиняться.
— А что? В конце концов, — сказал папа, — это имя яркой звезды, которой вы ни разу не видели. Уль Сириус — разве плохо?
— Я рожу Орику девочку, — сказала Пилли, застенчиво улыбаясь. — Красивую маленькую девочку. Изящную и стройную, с длинными белыми волосами. А имя я придумаю сама. Никому не позволю.
— А я ее не увижу, — сказал я. — Судя по тебе, это же не скоро будет, да? А мы скоро улетаем, должны…
— Да, — сказал Ир-фа. — Мы не смеем вас держать, летим послезавтра, если вы не настаиваете на завтра.
— Я… — начал папа.
— Послезавтра, пап, — сказал я. — Мы ведь должны проститься с моро. Уль Ир-фа, а почему — полетим, а? Почему не «полетите»? Разве лично вы…