"Позвольте мне обратить ваше внимание на дезертиров из Ботани-Бея", продолжает он в письме тюремному надзирателю, так как самое разумное установить добрые отношения с этим неприятным человеком (при встрече он сразу же даст ему несколько шиллингов). "Теперь вы хорошенько позаботьтесь о том, чтобы несчастные беглецы находились в приличных условиях, дружелюбно замечает сэр Джеймс. - В противном случае я буду вынужден жаловаться на вас, мистер Арчер".
Надзиратель кланяется ему, когда он приходит с судебными документами. "Я сделаю, что могу, ваша милость, чтобы обеспечить всем необходимым этих дезертиров, пока их не повесят, - ухмыляется он. - В подтверждение истинности моих слов, будьте добры, спросите моего друга, мистера Мэнора, и вы поймете, что я говорю правду!"
Капитан Эдвард Эдвардс собственноручно расписался в доставке своих узников в Ньюгейт. Их вид описан, о Мэри сообщается следующее: "Мэри Брайент, она же Брод, возраст 25 лет, рост 5 футов 4 дюйма [163 см], каштановые волосы, мертвенно-бледный цвет лица, уроженка Корнуолла, вдова".
"Я хочу поговорить с заключенными. Будьте добры, сначала приведите женщину из дезертиров в следственное помещение".
"С удовольствием, ваша милость". Надзиратель просит одного из помощников привести Мэри. Она вскоре предстает перед Босвелом, исхудавшая, измученная, убитая горем, с безжизненными глазами и в одежде, которая скоро превратится в лохмотья.
Босвел дает понять, что она должна сесть перед ним. "Я буду пытаться помочь вам и вашим товарищам", - говорит он.
Она посылает ему слабую улыбку в знак благодарности.
"В одном вы должны быть уверены: вас не повесят! Статьи в газетах привлекли внимание к вашему делу, что показывает, что не может быть речи о смертной казни".
"Я скорее бы предпочла, чтобы меня повесили, чем послали обратно в Порт-Джексон. Не дай бог пережить то же самое еще раз".
"Этого не произойдет, моя дорогая, - повторяет Босвел много раз. - К сожалению, я не очень хорошо знаком с министром иностранных дел Генри Дандесом. Он хороший друг короля и мог бы добиться помилования. Но все же я попытаюсь устроить встречу с ним и поговорить о вашем деле".
После того как Мэри отправляют в женское отделение, Босвел просит позвать мужчин. Он предлагает, чтобы они с Джеймсом Мартином как писателем подготовили отчет о своих впечатлениях, который он может представить в Олд-Бейли [58].
Тот из судей в Олд-Бейли, перед кем, вероятно, предстанут дезертиры из Ботани-Бея и который в первой инстанции будет участвовать в решении их судьбы, - мистер Николас Бонд. Джеймс Босвел его тоже хорошо знает, поскольку он в течение многих лет неоднократно защищал карманных воров, угонщиков овец и похитителей торфа, то есть брался за дела, от которых многие другие адвокаты презрительно отказывались, потому что у обвиняемых не было денег. Мистер Бонд с большим удовольствием прочитал "Дневник путешествия на новые Гебридские острова" и "Жизнь Сэмюэла Джонсона" книги, написанные Босвелом, которые принесли ему признание в высоком литературном кругу, но юридической квалификацией этого ученого господина мистер Бонд вряд ли столь восхищен, потому что Джеймс Босвел, по правде говоря, проигрывал каждое дело, по которому выступал в качестве защитника. Николас Бонд во многих случаях ставил вопросы своим коллегам по суду Олд-Бейли, какова истинная причина того, что столь хорошо известный господин, принадлежащий к одной из лучших семей, стремится защищать интересы самых низов общества.
Однако способность Босвела убеждать колоссальна, и на этой первой встрече с судьей Бондом он добивается того, что угроза смертного наказания исчезает и вместо этого "дезертиры должны быть отправлены в тюрьму его величества и оставаться там впредь до исполнения прежнего приговора", а это означает, что, когда предоставится возможность, их отправят обратно в Ботани-Бей. Прокурор, правда, не настаивал на смертной казни, но министр внутренних дел Ивен Непин, который считал своей обязанностью выявить свое отношение к делу, заявил, что, "хотя дезертиры не должны понести самое суровое наказание, предусмотренное законом, власти также не должны проявить к ним большую снисходительность, так как это легко может подействовать как поощрение для других к побегу".
И вот они опять сидят в Ньюгейте, где им, может, придется пробыть годы, если Босвелу не удастся пробиться к влиятельному лицу, которое выхлопочет им королевское помилование. Конечно, их считают привилегированными заключенными, но при том жалком состоянии здоровья, в каком они находятся после долгих месяцев пребывания в трюмах кораблей и тюрьмах, не исключена опасность того, что они в большей мере, чем многие другие, подхватят страшную тюремную лихорадку. Эта болезнь, напоминающая малярию, особенно поражает заключенных, которые получают плохое питание, и она, как правило, имеет смертельный исход. За несколько лет до водворения "ботаников" в Ньюгейт Джон Говард написал классическую работу "Состояние тюрем", посвященную условиям содержания заключенных в британских тюрьмах, причем основное внимание было уделено Ньюгейту. Этот автор проделал путь в 42.033 мили, чтобы посетить тюрьмы Великобритании. Он предпочитал ездить на лошадях под открытым небом в надежде, что свежий воздух хоть немного устранит въедливое зловоние, остающееся в его одежде после посещения тюрем. "Страницы в моем дневнике часто столь запятнаны и склеены, что перед чтением мне приходилось час или два расправлять их перед огнем, и даже мое противоядие, маленькая бутылка с уксусом, после применения в нескольких тюрьмах стала отдавать этой омерзительной вонью".
В начале августа 1792 года Джеймсу Босвелу удалось наконец получить аудиенцию у министра иностранных дел Генри Дандаса, который после короля был самым влиятельным лицом в стране и его обычно называли "королем Шотландии". Оба они в молодости вместе изучали право в Шотландии, но, как это часто случается со старыми товарищами по учебе, что-то произошло между ними, и Босвел для себя решил, что никогда не будет искать у Генри Дандаса помощи и поддержки. Однако теперь он потерял всякий стыд, чтобы помочь дезертирам, и договорился о времени аудиенции с секретарем Дандаса. Это время неудобно для Босвела, но он предпринимает путешествие в Корнуолл, чтобы встретить министра иностранных дел и представить дело, запавшее ему в душу, которое было для него важно. Дандас вскоре забыл об этой беседе и не появляется в своем министерстве. Босвелу пришлось написать ему короткое письмо, в котором он несколько обиженно дает понять, что, так как он не был принят, не может ли старый товарищ по учебе черкнуть ему несколько строк в Корнуолл о том, чтобы "несчастным путешественникам из Нового Южного Уэльса не причинили ничего дурного". Дандас ответил в коротком письме, что он пересмотрит дело.
На это ушло от восьми до пятнадцати месяцев, но Босвел постоянно оказывал нажим, и 2 мая 1793 года в тюрьме Ньюгейт Мэри сообщили о помиловании и выпустили ее на свободу. Джеймс Босвел, который сам был малообеспечен, пытается предоставить молодой женщине какие-нибудь средства к существованию и пишет, между прочим, одному из своих товарищей по учебе, Вильяму Темплу, приходскому священнику в Корнуолле, не может ли он в приходе, где жила Мэри, и соседних приходах организовать сбор пожертвований для нее. Но приходит удручающий ответ, что родные Мэри известны в округе как угонщики овец и поэтому будет трудно заставить людей раскошелиться. Босвел подыскивает ей комнату на улице Литл-Титчфилд-стрит в Лондоне и посылает за ее 21-летней сестрой Долли, которая занята на подсобной работе на кухне у зажиточной лондонской семьи.
Мэри страдает от упадка сил. Она не хочет оставаться в Лондоне и не хочет возвращаться домой в Фовей. Но Босвел настаивает, чтобы она вернулась в Корнуолл. Он обещает ей предоставить скромное ежегодное пособие в размере 10 фунтов стерлингов, которое он выплачивает ей до своей смерти, наступившей через несколько лет, и наконец отправляет ее на шхуне "Энн и Элизабет", которая 13 октября 1793 года выходит из Лондона и держит курс на Корнуолл.
О последней встрече с Мэри Джеймс Босвел пишет в своем дневнике, который также содержит конверт с листьями сарсапарильи из Ботани-Бей. "Я поел дома и нанял экипаж до ее жилища на Литл-Титчфилд-стрит, где я захватил ее с баулом. Мой сын Джеймс сопровождал меня и ждал у мистера Дилли, пока я вернусь с верфи Биль в Саутуорке, где она должна была сесть на судно. Я провел с ней почти два часа, сначала в кухне, затем в баре трактира у верфи. Мы выпили по бокалу пунша, причем хозяин трактира и капитан судна пили вместе с нами".