Серж. Привет, Натали.
Наташа. А это что, Лео? Ты что, уже вернулся?
Лео. Да, я вернулся.
Наташа. Это хорошо. Я за тобой скучала.
Саша. Подожди… Ты серьезно? Прямо, настоящей кислотой? Зачем?
Наташа. Потому что, она чокнутая. И она меня ненавидит. Она думает, что я разрушила ее семью, но я-то знаю, что ее семья уже давно была в руинах… Мать моя женщина, это она!.. Умоляю вас, молчите…
За дверью слышатся медленные шаги. Они замирают прямо перед дверью. Темный силуэт падает на квадраты света на полу. Все четверо замерли, не дыша… Проходит несколько секунд и силуэт пропадает. Шаги возобновляются и удаляются. Слышится женский голос. Голос кричит, отдаваясь эхом: «Ва дан тон пеи, саль салоп!!!»
Серж(шепотом). Что она сказала?
Наташа. «Возвращайся в свою страну, грязная шлюха»… Не дождешься, теперь я тебя так засужу, мало не покажется… Кислотой в меня… Пусть готовится теперь…
Саша. Я не понимаю… Она тебе грозила или она в тебя плеснула?
Наташа. Она сначала на меня орала, а потом достала какую-то склянку и такая: «больше тебе красивой не быть!» и такая, в мою сторону так рукой резко… Я как побежала и сразу сюда…
Лео. Она же в тебя не попала?
Наташа. Я не знаю. Я не поняла еще…
Саша. Как это, — «не поняла»??
Лео. Тебе нигде не больно?
Наташа. Я ничего не чувствую. Может, и попала. Может, у меня просто шок и поэтому я ничего не чувствую.
Лео. Давай, проверим.
Наташа. Только не включай свет. Вдруг она вернется. Она совсем поехала, совсем — пете ле плом.
Серж. Она, и прям, сумасшедшая, если она тебя так преследует… Тебе надо быть очень осторожной.
Саша смотрит на Сержа.
Наташа. Спасибо тебе, дорогой.
Лео. Тебе точно нигде не больно?
Наташа. Мне везде больно. У меня все болит: тело, душа, голова, сердце… Вот такая у меня жизнь теперь.
Лео подходит к ней, достает телефон из кармана и, освещая им Наташу, подробно изучает ее лицо.
Наташа. Я, наверное, не переживу эту зиму и этот его развод. Днем она приезжает к нему на работу и пристает к нему там, в стрингах, а по вечерам гоняется за мной по улицам. Я уже пять раз звонила в полицию. Они мне говорят, что ничего не могут, — она, ведь, вроде как, ничего мне не сделала. Но теперь они у меня запрыгают…
Лео. Все в порядке. Твое лицо такое же красивое, как в прошлом ноябре.
Наташа. Мерси тебе. Ну, что… Значит, я все еще красивая. Может, даже еще смогу выйти замуж до того, как стукнет тридцать… Моя французская жизнь — просто мечта наоборот. Когда-нибудь все это закончится, и я буду сидеть у себя, в саду, в домике, где-нибудь в Провансе, пить розовое вино и вспоминать мою ужасную молодость в Париже. Когда-нибудь я буду над всем этим смеяться. Но сейчас, же ву жюр, мне не до смеха. Я хочу лечь тут на полу и проспать до самого утра. Это все, что я хочу.
Саша. Я, кстати, тоже.
Лео. И я.
Серж. Я тоже.
Пауза.
Наташа. Ой, блин, мальчики, — как я рада вас видеть! (целует их обоих в щеки). Чё ты мокрый какой-то, Серж?.. А здесь есть, что выпить? Только мне нужно крепкое.
Саша куда-то идет и приносит бутылку водки. Наташа берет бутылку, отпивает из горла. Морщится, передает Саше. Та отпивает, дает Сержу. Он отпивает, передает Лео. Тот отказывается, качая головой. Серж дает бутылку Наташе. Лео встает, идет к стенке, где висит балалайка, осторожно снимает ее и осматривает, трогая струны.
Лео. Настоящая?
Балалайка отвечает ему балалаечным звуками.
Лео. Настоящая…
Он начинает что-то тихо наигрывать.
Наташа Ты умеешь играть на балалайке?
Лео. Я умею на гитаре.
Он наигрывает что-то роковое на балалайке, держа ее, как гитару. Остальные продолжают передавать бутылку по кругу.