Пуля ударилась в стенку рядом с дверью, а над верстаком повисло облако порохового дыма.
В классе вдруг наступила гнетущая тишина.
От страха большинство учеников побелело как мел. Как и учитель, который как раз в момент взрыва появился в дверях! Пуля пролетела на волосок от него и чуть было не лишила жизни.
Никого не убило, никого не ранило — это можно было назвать просто чудом. Только “специалист по взрывам” почернел в лице от порохового дыма.
Учитель закрыл за собой дверь. Ноги его еще дрожали. Он перевел взгляд от верстака на мальчишек и от мальчишек на то место, куда ударилась пуля.
— Взять бы вас всех за башку и стукнуть лбами друг об друга,— так начал он. Это была еще самая приятная часть его речи, которая, как им показалось, длилась целый час и которую они в жизни не забудут. Для этого он и говорил.
Он всех наказал.
10. Жестокий мир
Бабушка Кломп сама уже не выходила на улицу, и Фрек продолжал ходить для нее за покупками. Часто ему приходилось стоять в очереди. Иногда внезапно распространялся слух, что где-то можно было купить то или другое, и тогда все люди устремлялись туда. Бабушка Кломп была уже не в состоянии это делать. Часто, чтобы купить редкие товары, приходилось бороться за свое место в очереди.
Горькая нужда научила Фрека, как постоять за себя. Но когда он видел, как порой люди поднимали шум и, чтобы быстрее добраться до прилавка, чуть ли не хватали друг друга за горло, им овладевало странное чувство стыда. Ведь было уже и так много горя, всем было трудно, и почему люди не могли быть дружелюбней друг ко другу? Если бы каждый честно ждал своей очереди...
Фрек как-то заговорил об этом с бабушкой Кломп. Он опять стоял в одной очереди, где уже наперед было видно, что товар достанется не каждому. Поведение людей напугало его. Они толкали, били и топтали друг друга, даже дрались. Естественно, каждый терпел нужду, это он понимал. Но люди в очереди вели себя, как дикие звери, не считаясь друг с другом.
— Таковы люди,— сказала бабушка,— по природе мы все такие, Фрек. Мы только не любим в этом признаваться. Когда у нас еды достаточно и жизнь во всех отношениях хорошая, это не так заметно. Тогда мы в основном ведем себя прилично. Но теперь, когда идет война и жить стало так трудно, больше появляется другое. Мы — грешники. Мы от природы склонны ненавидеть Бога и наших ближних.
Она снова взяла Библию и прочитала ему, что Бог сотворил человека хорошим и что человек сам избрал грех и отвернулся от Него.
Фрек много размышлял об этом. Он уже не чувствовал себя неловко, когда бабушка так говорила и открывала при этом Библию. Хотя ему не очень хотелось, чтобы другие знали об этом и видели бы его здесь.
Жаль, что люди так поступили там, в Едемском саду. Если бы они остались послушными, то никогда бы не было войны. В этом он был убежден.
Сам того не сознавая, Фрек все чаще мыслил, исходя из библейских истин. Написанное в Священном Писании и зло вокруг него так очевидно совпадали друг с другом. И если бы не пришел Спаситель, Которого обещал Бог, тогда мир безнадежно бы погиб. Чтобы не сомневаться в этом, ему не нужно было смотреть на других людей в очереди. Он находил это и в самом себе. Внутри у него тоже не всегда было все прекрасно...
Иногда он ловил себя на том, что он разговаривает с Иисусом Христом так же, как бабушка Кломп. Например, когда он думал о Салли и задавался вопросом, где его друг находится теперь. И когда он слышал или читал о жестоком терроре немцев в оккупированной Голландии, тогда его сердце сжималось. Или когда они вечерами стояли наготове со своими чемоданчиками в затемненной комнате, потому что была объявлена воздушная тревога, и над Амстердамом, кроме грохота зенитной артиллерии, слышался гул сотен союзных бомбардировщиков, которые были на пути в Германию. Устрашающая неизвестность того, что все может случиться, и напряженность, в которой они жили, приводили его к тому, чтобы искать опору в Иисусе Христе.
Тогда он тихонько молился про себя — так, что другие не замечали этого,— чтобы скорее пришел конец этой несчастной войне.
11. Предательство
В профшколе был один учитель, который не скрывал своего мнения о захватчиках. Другие никогда не говорили об этом вслух и не позволяли ученикам недружелюбно высказываться о немцах или высмеивать членов НСП.
Было неразумно говорить открыто на такие темы в школе, где учились сотни мальчиков.
В школе каждый носил голубую форму, и по внешности нельзя было определить, кто “хороший”, а кто “плохой”. Но кто знал, что они делали в свободное от занятий время и в какой семье они жили? Некоторые, возможно, были членами “Юных штурмовиков” или “Гитлерюгенд”. Приходилось проявлять осторожность. У национал-социалистов, казалось, было очень мало чувства юмора, и они не переносили даже малейшей насмешки. А люди острили, естественно, много.