— Простите, — Аля догнала их. — Как мне добраться до Планерной? — придумала она на ходу. Хорошо, что она вспомнила хоть одну улицу этого района.
— Пойдемте, — женщина улыбнулась. — Нам в ту же сторону.
— Хороший у вас мальчик, — сказала Аля.
Женщина бросила на нее странный взгляд.
— У нас все детки хорошие, — сказала она. — Все умнички. Вы бы видели!
— Так вы не мать? — шепотом спросила Аля.
Женщина помотала головой. Так они и шли по гулкому залу, поднялись по эскалатору наверх и вышли на шумную улицу, где уже сгущались вечерние сумерки.
— У нас хороший детдом, — рассказывала женщина по дороге. — Не то, что по телевизору показывают. Детки все обихожены. У каждого своя комната, игрушки. Если кто болеет, хороших врачей вызывают. Вот Тимочка два раза в неделю с доктором занимается. Вы не думайте — у нас и машина есть, но сегодня Тимочка ни в какую не хотел на машине ехать, просто истерику устроил. Директор и велел мне его на метро везти.
— А что с ним?
— Ну… иногда Тимочка, как бы это правильно сказать, говорит странные вещи. Вот психолог с ним и занимается. Тесты проводит. Какие-то рисунки они там рисуют. Я не особо в этом разбираюсь. А так Тимочка очень хороший. Очень! Умненький, добрый. Всех всегда жалеет.
— А можно я вас провожу? — спросила вдруг Аля.
— Так почему нет? — улыбнулась женщина. — Идемте, здесь недалеко.
Аля поправила лямку на плече и подала руку Тимофею. Тот схватил ее ладонь и радостно запрыгал. Они с Ириной Петровной переглянулись и высоко вздернули мальчика вверх за руки. Тот радостно засмеялся и задрыгал ногами. «Еще! Еще!» — кричал он, взлетая в воздух.
— Уф! Утомил! — выдохнула Ирина Петровна, показывая на чугунную ограду отдельно стоящего особняка в глубине двора. Двухэтажный дом, окруженный небольшим сквериком, неярко светил окнами. От калитки до крыльца вела мощенная плиткой дорожка, окаймленная красно-желтыми осенними цветами. Они прошли до дверей. Аля неловко потопталась на крыльце.
— Да вы заходите, — пригласила Ирина Петровна. — Посмотрите, как дети живут. Тимочка вам свою комнату покажет. Да, Тимочка?
Аля скинула с плеча сумку, повесила пальто. Дом походил на самую обычную квартиру. Огромная вешалка, где рядами висели детские курточки и несколько взрослых пальто. Тимофей с радостью подал ей тапочки, меховые, с пушистыми помпонами, и потащил за собой на второй этаж. В небольшой комнате, стояли кровать, стол, полки с книжками и игрушками и небольшой платяной шкаф. Все веселенькой расцветки, напоминающие яркие картинки из каталога Икеи. На стене, почти до потолка висели приклеенные скотчем детские рисунки. И почти на каждом повторялся сюжет — маленький мальчик держит за руку женщину. Менялся пейзаж — то это был лес, то город, то зоопарк, но женщина все также держала мальчика за руку. И она улыбалась. Улыбался и мальчик. Аля подошла ближе и всмотрелась в неровные линии. Ей показалось или женщина и, правда, походила на нее? Такие же светлые волосы, голубые глаза, старательно нарисованные юным художником. Она усмехнулась. Все дети рисуют одинаково. А тут детдом — понятно, что все они мечтают о маме и рисуют одинаковые сюжеты. А это тебе, — Тимофей дернул ее за руку, — я вчера для тебя нарисовал.
Аля улыбнулась. На рисунке женщина в пальто и с большой сумкой протягивала руку мальчику. Улыбка сползла с ее лица, как сползает с кожи шелковая ткань. Она взглянула на Тимофея. На рисунке, несомненно, изображена она — и даже если пальто можно было при желании принять за халат, то шарф, голубой с розовыми цветами, походил именно на шарф и ни на что другое. Она посмотрела на чисто убранный стол. Не мог мальчик нарисовать это прямо сейчас? Да нет. Они же только вошли. Она стянула с шеи розово-голубой шелк.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Очень красиво. Как ты узнал, что у меня есть такой шарф?
— Я видел, — сказал Тимофей и уселся с ногами на кровать. — Хочешь, покажу своих зверей? — и высыпал на покрывало целую кучу маленьких зверушек. Тут имелись и львы, собаки, лошади и даже крокодил. Аля отметила, что у каждого зверя имелась семья. У львицы львята, у волка волчата, только крокодил был одинок.
— В магазинах не продают крокодилят, — вздохнул мальчик.
— Может, ему не нужны дети? — Аля повертела в руках зеленого, скалившего зубы крокодила.
— Дети всем нужны, — Тимофей деловито собирал зверушек в коробку. — Даже крокодилам.
В сумке настойчиво загудел телефон. Аля вскочила. Она совсем забыла, куда ехала и зачем. В любом случае к упырю ехать уже поздно. Ей надо домой.
— Ты придешь еще? — Тимофей смотрел, как она натягивает сапоги.
Аля, словно не слыша, вжикнула молнией. Надела пальто, поправила шарф. Что она может сказать этому мальчику, ребенку, верящему в то, что дети нужны всем даже крокодилам? Чтобы он сказал, если бы узнал, что она как раз тот самый крокодил без детей?
Замуж Аля вышла сразу после института. Муж, старше на десять лет, уже имел дочь от первого брака и не считал нужным обзаводиться еще одним ребенком и поставил условие — никаких детей. Она так любила его или думала, что любила, что была согласна на все. С тех пор прошло семь лет. Любовь прошла быстро, ровно до первого раза, когда она застала мужа в кабинете с секретаршей. Банально до слез. Она и плакала не понимая. Чем она хуже? Чем не угодила? Муж молча выслушал ее причитания и молча указал на дверь. «Нравится, ешь, не нравится, выплюнь», — сказал он и скрылся в своем кабинете, предоставив ей сделать выбор. И она сделала. Поехала домой, напилась водки, позвонила подружке и отправилась в гости — плакать и пить. От мужа она так и не ушла. Почему? Она иногда задавала себе этот вопрос, но не могла найти ответа. Наверное, она просто трусиха. Она всегда и всем уступала. Родителям в выборе института, подругам в выборе развлечений, мужу в выборе иметь или не иметь детей. Упырю тоже уступила. Она поежилась, ожидая разговора с ним. Что она делает? Пытается сохранить свой мирок, пустой и ничтожный? Соблюсти правила приличия? Перед кем? Перед мужем, который даже не скрывает, что имеет многочисленных любовниц? Комок застрял в горле. Надо скорее на улицу и там, в темноте скрыться от этих людей, от мальчика и его воспитательницы, молча смотревших на ее сборы.
Дверь за ее спиной открылась, и Тимофей радостно подпрыгнул:
— Андрей Сергеевич пришел!
Аля обернулась на мужчину, стоявшего в дверях с огромной коробкой в руках. Высокий, лет тридцати пяти, тридцати семи, в очках, запотевших с улицы, с небольшой бородкой. Мужчина поставил коробку на пол, снял очки и посмотрел на Алю ясным взглядом светло карих, цвета янтаря, глаз.
— Здравствуйте, — низким баритоном сказал он. — Тимошка! Ну-ка зови наших старших, пусть в гостиную отнесут. Только осторожно.
Тимофей радостно убежал вверх по лестнице. Мужчина обошел коробку, снял пальто и встал напротив Алевтины.
— Андрей Сергеевич, — наклонив голову, представился он.
Аля так увлеклась разглядыванием необычного цвета его чудесных глаз, что не сразу сообразила. А сообразив, засмущалась, засуетилась, но потом протянула руку и тоже представилась.
— Алевтина. Можно просто Аля. Я уже ухожу… Мне домой надо, — лепетала она, чувствую, как тепло его руки обожгло ее холодные пальцы.