– Вот как.
– Так ты музыкант?
– Нет, я… я садовник.
– Садовник? Это хорошо.
Тот момент стоило заснять на пленку: вот сидит Хавстейн, которого я не знаю и чье имя еле вспомнил, а вот напротив него на пластмассовом стуле сижу я. Мне хотелось заговорить, рассказать ему обо всем, так чтобы слова потоком вылились на стол, и будь что будет. Однако я молчал. Пил кофе. Смотрел на птиц, которые свили гнездо прямо под крышей, над окном.
– А где остальные, – спросил Хавстейн, – твои друзья?
– Не знаю, наверное, где-то в Торсхавне.
– Может, тебе позвонить им? Там, в коридоре, есть телефон. – Он махнул рукой в сторону двери.
– Я не знаю, что им сказать.
– Правду.
– Какую правду?
– Ну уж этого я не знаю.
– Нет.
– Так ты не хочешь? Звонить?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю.
– Ты как-то мало чего знаешь, да?
– Да.
Женщина вышла из-за стойки и ушла на автозаправку, тихо прикрыв за собой дверь. Хавстейн склонился над столом:
– Я мог бы куда-нибудь отвезти тебя. Если бы ты знал, куда тебе нужно. Или куда ты хочешь. Я могу тебя отвезти в Торсхавн. Хочешь? Мне не сложно. – Немного помолчав, он добавил: – Но если не хочешь, то я поеду дальше, домой, на север. В Гьогв. Так что скажешь? Отвезти тебя в порт?
Я опустил глаза. Провел правой рукой по столешнице. Каждую секунду, пока я сидел тут, уровень моря возрастал, нанометр за нанометром. Я не ответил. Я смотрел в стол.
– Что с тобой?
– Я, наверное, не хочу возвращаться.
А потом я заговорил. Начал рассказывать о том, что произошло за последние недели, то, что помнил. Рассказал о том, что Хелле бросила меня на Кьерагболтене, но камень от этого не рухнул, о работе, которой больше нет по вине торговых центров, говорил о маме и отце, рассказывал про рождественский бал, тот, давнишний. Я поведал, что мне не хотелось иметь собственного мнения, что я хотел стать одним из многих, и, по-моему, еще я рассказал немного о Вселенной. Хавстейн слушал, молча прихлебывая кофе, иногда кивая, но в основном просто молчал. Я открыл все клапаны и предоставил ему полнометражную версию, не знаю уж зачем, может, просто больше не хотел оставаться в одиночестве, а может, давление поднялось слишком высоко и я испугался, что голова моя взорвется, а мозгом забрызгает пластик и занавески. Я говорил и говорил – поток слов превращался в водоворот. А потом я опять замолчал.
Хавстейн закурил следующую сигарету. В кафе появилась парочка шумных дальнобойщиков, смеясь, они позвали официантку, и та, шаркая, зашла через заднюю дверь и, даже не спросив, что они будут пить, разлила по чашкам кофе. Она присела за их столик в другом конце зала, и все они наперебой закричали. Я понимал лишь обрывки их речи – самый обычный разговор: как такой-то сказал одно, а сякой-то сделал другое, какие товары они сейчас везут и какие повезут обратно. Официантка дымила как паровоз, окутывая их сигаретным дымом и рассказывая последние местные новости: как одни поженились, а другие развелись и разбежались в разные стороны, у третьих родился ребенок, а у четвертых еще не родился. Одни рождались, другие умирали, еще некоторые поменяли работу, и все это произошло за одну-единственную неделю.
– Ладно, – сказал Хавстейн. Я взглянул на него и увидел, что он задумался. Затем он сказал: – Если хочешь, поехали со мной. – Я не знал, что и ответить. Я ждал объяснений. – Я, то есть мы, живем в Гьогве, это такая маленькая деревня на севере. Я и еще трое – Палли, Анна и Эннен. Они все хорошие ребята. Там есть старая рыбообрабатывающая фабрика, уже полностью перестроенная, в ней мы и живем. Если хочешь, можешь у нас с недельку пожить, с силами соберешься.
– Типа коммуны?
– Не совсем. – Хавстейн улыбнулся. – Я организовал там центр. Реабилитационный.
– Реабилитационный центр?
– Да.
Молчание. Вот я и докатился до психушки. Прямо как брат Йорна, который оттуда так и не выходил.
– Это не больница, – продолжал Хавстейн, – я не считаю, что тебе надо лечиться, и не поэтому тебя позвал. Иначе я отвез бы тебя в аэропорт и отправил домой.
– Я не поеду в аэропорт, – сказал я, глядя в чашку с кофе.
– Вот то-то и оно. – Хавстейн помолчал. – Но тебе справедливо кажется, что те, кто там живет, раньше действительно лежали в больнице. Мой центр – для тех, кому уже не нужно профессиональное лечение в закрытой клинике в Дании или здесь, но кто еще не готов жить самостоятельно. По разным причинам. Ну, скажем, если ты долго пробыл в клинике, несколько лет, например, то ты привыкаешь к этому. В таком случае потом хорошо бы немного пожить в таком месте, которое на нее похоже. Или лучше скажем так: всем нужна забота. Именно этим я и занимаюсь. Я забочусь о тех людях. О том, чтобы с ними все было в порядке. Разумеется, те, кто там живет, могут уехать, когда захотят. Они так иногда и делают – уезжают. С этим все просто.