— А не проще полететь?
— Нет.
Это будет корабль. Мы должны его построить. Не знаю, почему я так настаивал, но это казалось мне важным. Может, потому, что мне хотелось, чтобы мы сами это сделали. Осознать, что наши собственные руки могут что-то создать. Последний шаг.
— Но, Матиас, что нам там делать?
— То же, что и здесь. Работать.
— Кем?
— Кем угодно.
Остальные тоже заговорили, и я изо всех сил пытался убедить их в том, что это не просто хороший план, а что другого у нас нет. Сначала они воспринимали эту идею с сомнением, однако мне помог мой оптимизм: его огромный цветной фломастер раскрасил континенты и море, вырисовывая яркие картины и вычерчивая планы размером с футбольное поле. Другого решения я не видел.
— Мы же не в чужую страну поедем. Хавстейн как свои пять пальцев знает Карибское море. Да мы же все читали путеводитель. По многу раз. Мы знаем, куда направляемся. Нам осталось только море переплыть и к берегу причалить. Нас здесь не держит ничего. Только семь месяцев осталось. Может, это наша единственная возможность сделать что-то важное.
Все закивали головами.
— Палли!
— Что?
— Ты же говорил, что всегда хотел построить корабль, верно?
— Ну, не всегда, я просто…
— А ты, Хавстейн, — продолжал я, — ты же двадцать лет этого ждал. Пришло время отправиться в путь.
И хотя никто не произнес этого вслух, все мы знали, что путешествие наше будет больше похоже на эвакуацию. Нам потребуется добрый попутный ветер.
И нам потребуются деньги.
Вновь начался проливной дождик, мы спустились вниз и поехали домой, отсыпаться, в то утро я чувствовал небывалую легкость, мне казалось, что у нас все получится, все хорошо, все на свете взаимосвязано и один-единственный раз в жизни я действительно решил проблему и не сорвался. У нас был план — пусть дурацкий, но зато план. Вялая жизнь, установившаяся на Фабрике после смерти Софии, должна прекратиться. Пора заполнить пустоту действием. Нам нужно работать. Нам нужно многое сделать.
Когда мы вышли из машины возле Фабрики, я отвел Хавстейна в сторону.
— Когда ты разговаривал с Йорном… в тот раз… он рассказывал о… ну… о том, что случилось на пароме? О том, что я… что я наделал?
— Рассказывал. Ты много чего натворил, так ведь?
— Почему ты мне ничего не сказал? Ты же знал, что я ничего не помню.
— Да. И от этого твое состояние улучшилось бы?
— Да. Наверное. Нет, совсем не обязательно.
— Вот именно.
Войдя на Фабрику, мы разбрелись по комнатам, но лег я не сразу. Я вытащил намокшую одежду и убрал самые сухие вещи в шкаф, а остальное развесил на стульях. И тут я вспомнил про них. Книги! Коробка с книгами про космос по-прежнему стояла на улице, под дождем, я же забыл взять их с собой, когда мы заходили! Сердце тяжело заколотилось, я сбежал по лестнице и выбежал наружу, но когда я попытался приподнять коробку, она развалилась, и разбухшие от воды книги упали в слякоть. Опустившись на колени, я принялся лихорадочно подбирать их, пытаясь стереть грязь рукавом рубашки, но страницы слиплись, а многие книги почти развалились, бумага разрывалась у меня в руках, страницы отрывались от старых потертых переплетов и летели в лужи на асфальте. Спасать уже было нечего. Присев на корточки, я смотрел на останки своих книг, которые начал собирать в десятилетнем возрасте: книга 1969 года о полете на Луну, биография База Олдрина, книги о Луне, о Марсе, о Вселенной и далеких уголках, куда никогда не ступит нога человека, звездный атлас, космос, книги о Юпитере и туманности Андромеды, о кометах, сателлитах и метеоритах, которые в любой момент могут свалиться нам на головы и положить конец всему веселью. Я ничего не в силах был поделать. Ни с метеоритами, ни с водой. Осторожно собрав остатки книг и разорванные странички, я подобрал развалившуюся коробку и выкинул все это в урну возле входа, а потом вернулся в дом, тихо поднялся к себе в комнату, залез под одеяло и уснул без снов.
4
Наступила осень. Последняя осень на Фарерах. Та осень словно усилила всеобщую болезнь. Не знаю, может, воздух был недостаточно здоровым. Медленно, но верно мы вернулись к старым привычкам, заболеваниям и внезапным приступам. Хавстейн возобновил лечение Палли и Анны нейролептиками в виде пищевых добавок. Хорошо, что мы решили уехать.
Мы начали строить корабль, и, пока несуществующие деревья сбрасывали листья, Карл рассказал, как он очутился в желтой спасательной лодке, а спустя три недели приплыл к Гьогву. В ту осень мы экономили каждую крону и старались расходовать поменьше. Когда умерла бабушка Палли, мы с Карлом переехали в ее дом на Торсгета в Торсхавне и для начала выбили возмещение за якобы вынужденные поездки из Торсхавна до Гьогва, а потом принялись выискивать лазейки в законах, правилах и предписаниях. Мы обводили администрацию, решившую нас закрыть, вокруг пальца, закручивали бумажные мельницы и получали за это деньги. Не совсем понимая, как у нас все выходит, мы получали то, что требовали. В ту осень мы работали словно муравьи, так что почти забыли о своих болезнях, мы стали тружениками слабоумия на постоянной работе. У нас не было времени, не было возможности передумать, не было другого выхода. Маленький снежок, робко пущенный мной с вершины горы пару недель назад, разросся до огромного снежного кома и теперь со всей мощью катился вперед и мог раздавить всех, кто попытался бы его остановить.