День клонится к концу, клонится ко сну, день-клон. Обрезки солнца валяются повсюду, острые настолько, что режут зрение. Тени, как людей, так и зданий, выросли в разы, будто, как и Катя, наполнились впечатлениями, теперь волокли их за собой. Правда, очень скоро они выглядели уже не такими контрастными, а потом и вовсе исчезли.
На небе темнело, снизу – нет, наоборот, пошлый цвет вывесок нагонял ароматы праздника. В атмосфере запахло развлечениями, удовольствиями, развратом, сыром, сифилисом, вином, еще черт знает чем. На ночную улицу выпустили подвыпивших посетителей баров, наркоманов, искателей сомнительных удовольствий, бедняков и проституток.
Ночь пришла и разделась, бросив на витрины магазинов свое откровенное белье. Катя уткнулась носом в стекло – она внимательно разглядывала предметы женского белья. И мысли ее побежали нагишом.
– Если днем от этого места несет эротикой, то ночью – сексом, – дышал за ее спиной Пьер.
– Я бы сказала, даже порно, – она напоила свое любопытство и пошла дальше, Пьер шел следом.
– Проститутка? – кивнула на намалеванную девицу у столба Катя. Та словно объявление на яркой бумаге об интим-услугах, сошедшее со столба на землю.
– Откуда здесь столько проституток?
– Это бизнес, вполне себе легальный. Души торгуют телом. Есть и душеприказчики – это сутенеры, но они, как опытные пастухи, прячутся где-то в тени.
– Чудно. Я люблю Париж. Ты пользовался когда-нибудь услугами?
– Нет, – соврал Пьер, и Катя сразу это заметила.
– Только не ври мне больше.
– Я никогда не вру.
– Они все время ходят туда-сюда?
– Им запрещено приставать к прохожим, и они просто прогуливаются вдоль витрин. А некоторые поджидают клиентов во дворах.
– Рыбалка?
– Я бы сказал, охота.
– Combien tu m'aimes? – вдруг остановила девицу Катя. Та показала пятерню.
– Так дорого?
– Может, она решила, что мы вдвоем.
Шлюха начала уже оказывать знаки внимания Кате.
– No, – ответил резко Пьер.
– Ок, – загнула один палец на смуглой руке куртизанка.
«Не француженка», – решила про себя Катя. Мелькнула мысль ляпнуть что-нибудь на родном, но она сдержалась.
– Зачем тебе это, Катя? – прошептал ей на ушко Пьер.
* * *
– Если только поговорить по душам. Всегда хотелось узнать, что у них там.
– Ты думаешь, у нее есть душа?
– Конечно. Хотя нет. За 400 она нам душу не откроет.
– No, mersi, – повторил Пьер, продолжая смотреть на длинные ноги платных удовольствий.
Та пожала плечами.
– Не дури, Катерина, – взял под руку Катю Пьер и стал уводить от греха подальше.
Катя вырвала руку и побежала вперед, скандируя на ходу, пытаясь попасть каждым шагом своего бега в такт:
– Без преувеличения
Могу
вам
сказать, —
поправила
она
свою
выдающуюся грудь.
Потом
посмотрела на меня
большим
небом глаз. —
Вы можете
Думать
все
что угодно.
Можете
даже
перед сном
об этом подумать.
Я – женщина,
которая
ищет мужчину,
который
давно уже
ищет ее,
я не бл…
– Подожди, – кричал ей Пьер. – Я не слышу, что ты говоришь.
– Не важно, это стихи.
– Про нее?
– Про ее душу.
– Как ты думаешь, сколько ей лет? – бросил Пьер, наконец настигнув Катю.
– 30.
– 40, не меньше. Здесь многим, как правило, далеко за 40.
– Я давно подозревала, что женщина начинает что-то понимать в любви только после сорока. – не стала спорить с Пьером Катя.
«Возраст женщины выдают глаза. Эти насмотрелись на 30, не больше».
Этот короткий разговор Катю развеселил. Она вдруг почувствовала себя одной из них, у французского столба, который привязал ее к себе еще в Питере, когда Он впервые приехал к ней туда в гости. И вот столб уже уводит ее, уводит подальше от самой себя. Они пробежали еще несколько метров, потом остановились и снова пустились взасос. Глаза закрыты. Губы ее врастают во французские губы Пьера. Они говорят на одном языке. Где-то рядом чей-то голос тащит свою песню. Когда Катя открыла глаза, она увидела счастливого Пьера, а за его спиной музыканта, который тихо перебирал что-то на французском и, будто зная, о чем она сейчас подумала, схватил гитару, висящую на его шее, и стрельнул, пронзительно передернув струну, стрельнул в Пьера, словно это была не гитара, а автомат. Струна лопнула, музыкант улыбнулся, сделал красивую паузу и тут же продолжил песню.
Отели, бордели, притоны приглушенным розовым светом склоняли к интиму самых одиноких. Свет шептал прохожим своим мягким током, что девочки здесь что надо, стоит только его погасить.