Я киваю головой.
— Она нигде не работала. Жила на эти пособия. Для того и заводила нас, чтобы деньги получить…
Женя замолкает. И я тоже молчу: делаю вид, что занят своей работой. Но сам так напряжен, что от случайного скрипа вздрагиваю.
— Лешка, ты, оказывается, трус! — говорю я.
Бледный Леша забился в угол кабинета. Ему надо сделать укол — у него тяжелая ангина. Но вот поди-ка вымани его из угла!
— Не люблю трусов! — говорю с презрением.
— Я не трус! — обижается он. — Я маму знаете как защищал!
— Как?
— Один сосед маму обзывал по-всякому. А я к нему, к соседу, через форточку забрался и разбил его телевизор.
— И сосед тебя не поймал?
— Что я, дурак! Я без него! Он потом кричал, что это я. Но ведь не видел!
— А маме ты рассказал?
— Рассказал.
— И что она?
— Смеялась очень.
— И все?
— Просила больше не лазать…
Леша выдвинулся из угла на середину кабинета. Я подошел к нему со шприцом.
— Да делайте, если надо!.. — Леша сказал это небрежным тоном, но голос предательски дрогнул.
— Теперь вижу, что не трус! — похвалил я.
И сделал укол…
Почему все, кто угодно, «виноваты» в перекошенных судьбах детей — милиция, педагоги, врачи, — и только их родители ни в чем не виноваты? Я слышал, как оправдывалась одна мамаша, и не мог сдержать невольного чувства гадливости.
— Да милиция у меня украла ребенка! Воспользовались, что меня не было дома! Воры! Их бы самих судить надо за это, милицию! Шпионили, совали носы, доносы писали! Гады! И врачи не лучше. «Ребенок ослабленный», «у ребенка рахит»… Откуда ему взяться, рахиту, если ребенок все время на свежем воздухе! Ни черта не понимают, коновалы! Только воображают… а учителя — те вообще дармоеды! Сами калечат ребенка, а на меня валят! Какой же он недоразвитый! Щеки — во! Как помидоры! У недоразвитых таких бы щек не было! Бегает, прыгает — не хуже других! Им лишь бы на кого-то свалить! А разве это правильно? Они учителя, пусть они и отвечают за ребенка!..
Неплохо одетая, завитая и подкрашенная, она выглядела «как все». Никакого смущения, никаких угрызений совести вроде бы не испытывала. Возможно, собственная жизнь даже нравилась ей, устраивала ее.
Глядя на нее, я подумал, что гуманность может быть глупой, неоправданной. Должно ли общество быть гуманным к таким, как эта?
— Ребятам завидовала, — говорит Зинаида Никитична, — что жить им в обновленной стране. А теперь не завидую. Увидела: и я успею подышать чистым воздухом. Смотрю по телевизору на педагогов-новаторов. За них радуюсь. Смотрите, как непривычно все. Один превратил уроки в игру, в театр. Другой устроил так, что ребята учатся стоя. Нам кажется: как же так, устанут. Но медики подтверждают: ребятам стоя лучше, они бодрее себя чувствуют… А третий сократил уроки до тридцати пяти минут. И ребятам стало легче, они оживились, результативность повысилась… Может, и мы подумаем, как нашу жизнь организовать… Только совершенно по-новому… Совершенно по-другому… Боже ты мой! Как странно, как непривычно — жить без оглядки, свободно, творчески!..
Сережа приходит взлохмаченный.
— Ты что, забываешь причесываться?
— Просто мне не нравится.
У него свободный урок, он сидит у меня в кабинете, и мы говорим о жизни…
— Какой самый радостный день у тебя был? Можешь сказать?
— В этом детдоме? Или в Сиверском? Или в Ивангороде?
— Да в любом.
— Помню нам машинки выдали. Большие самосвалы. Только нашему классу. А остальным маленькие машинки. Другие нам завидовали. Поиграть просили…
— А в этом детдоме?
— А в этом когда бабушка приезжала. Она мне письмо от мамы дала…
— А мама тебя взять не обещает?
— Обещает. Когда восьмой кончу.
— А ты не думал о том, как сделать новую жизнь в детдоме?
— Нет, не думал. А зачем? Дайте мне витамины! Или шприц брызгаться!..
Женя стал разговорчивей. Ему, как и всем детдомовцам, очень не хватает обычной бытовой информации, которую семейные дети получают мимоходом.
Женя постепенно, слово за словом, дорассказывал короткую историю своей жизни.
— Мама всех нас бросила. Меня и брата она в магазине оставила. Завела в отдел, а сама убежала. Брат сейчас в восьмом классе, вы, наверное, знаете. Он говорит, как только ему восемнадцать будет, заберет меня. Вместе жить станем. Вот бы еще папа был! С папой, наверное, хорошо, правда?..
Женя замолкает, стоит, прижавшись к моему боку…
Педагоги давят на детей, наседают ради выполнения своей программы. Порой мне кажется, что педагогические задачи решаются даже в ущерб медицинским. Ведь у нас многие дети ослабленны, многие невротики, а эта школьная принудиловка рождает в детях стойкое отвращение к разным предметам и к учебе вообще, гасит искры таланта. Ребята инстинктивно протестуют — прогуливают, пытаются спрятаться в изолятор.