— Сказать ему? — вопросил Генка. Остальные, то бишь Зайка и Ник, механически покивали головами. — Мы мстить хотим… Жестокость и сила… Вот что нам нужно…
— Кому? За что? — Я волновался, почти кричал.
— Зайке надо убить одного гада… Вот, готовится… Над Ником издевались много… Теперь его очередь… А меня продавали…
— Вот что, ребята! Хватит! Пошли домой!.. — Я выкрикнул и замер. Почувствовал угрозу, исходящую от парней. Сейчас мне с ними не справиться.
Петька тоже, видно, испугался. Вскочил, побледнел, подошел ко мне. Глянул умоляюще.
— Уходите! — сказал громким шепотом. — Не говорите ничего!..
— Нет, погоди! — то ли ему, то ли мне сказал Зайка.
Он поставил на землю кружку и шарил в траве руками. Нашел, зажал что-то и медленно поднялся.
Глаза у него стали как пуговицы — ни проблеска разума. В руке он держал камень — небольшой булыжник овальных очертаний.
— Дядя не верит… Научим… Заставим…
Он с трудом выговорил эти «армейские» угрозы. Неуверенно поднял руку с камнем. И никак не мог сфокусировать на мне свои пуговичные «гляделки».
Тут еще ему Петька помешал. Бросился и затараторил, умильно заглядывая снизу:
— На, выпей, Зайка! Ты же устал, сам говорил! У тебя же глотка пересохла!..
Петька сунул ему под нос беленький свой пластмассовый стаканчик, и Зайка уставился на непривычную емкость с тупым удивлением.
Другой рукой Петька за своей спиной делал отгребающие движения — уходите! уходите!..
Я его послушался — ушел. Страшно было.
Камень, пущенный наугад, ударился в дерево далеко позади. Звук был негромкий и короткий.
Генка что-то кричал. Ник хохотал визгливо…
В детдоме узнал, что парни приехали из лагеря с завхозом. На два дня…
Вспомнил встречу на Невском. Как ребята бросились ко мне…
Идиллия кончилась. Новая начиналась история. Нужно было думать про Генку, Зайку, Ника.
