Наташа глядит на меня безмятежными глазами. Ей пока что не приходит в голову страшный вопрос: не она ли убила маму?..
Утром в понедельник делаю обход помещений. Нет в детях наших стремления к порядку, к чистоте. Ну хорошо, убирать кровати их научили. Но почему же бачки для мусора переполнены? Почему на полу возле них обрезки и обрывки бумаги? Почему горы мусора за бачками, на полу? Неужели трудно подсказать ребятам, внушить простейшую мысль — самим вынести мусор? Но детдомовцы считают это зазорным. Я понял по их репликам, когда разговаривал с ними. Вот уж барчуки, вот уж неженки! Откуда в них-то потребительская психология: сори, сколько хочешь, — убирать не тебе! Ответ, видимо, один — сами так воспитываем. Сами выбиваем почву у них из-под ног. Сами лишаем реального шанса осознать свое достоинство…
Какое уж тут самоуправление! Все разговоры о нем — блеф, игра в бирюльки. Потому что нет элементарного самообслуживания. Если школьник мусор не может убрать за собой, не дорос до этого, то как он будет сам управлять детдомом? На мой взгляд, самоуправление реально тогда, когда является потребностью, необходимостью детского коллектива. А его подсовывают, как погремушку, — нате, позабавьтесь. Какая от него польза? Ребятам-школьникам предлагают управлять старухами-уборщицами — вот что такое самоуправление в нашем детдоме…
Приехала комиссия — два санитарных врача для плановой проверки детдома. Директор сам водил комиссию. А мы с завхозом ходили как свита. Ругал директор производственное объединение, которое было тут же, в поселке, и считалось шефом детдома. Оказывается, директор просил построить хоккейную коробку и спортплощадку, но ему отказали. Я подумал: не проще ли было сделать спортплощадку силами самих ребят? Но вслух свой вопрос при комиссии не задал. Ругал также директор председателя попечительского совета. Ругал своих предшественников и медиков моих предшественников. Мол, почему и те и другие не ставили раньше серьезных вопросов — и медицинских, в том числе, — решать которые надо сейчас. Меня бы, видимо, директор тоже ругал. Но я был тут же и стеснял его.
В результате всех его демаршей в воздухе выткался образ незаурядного человека, полного творческих планов, но опутанного цепями по рукам и ногам…
— Ну и прожектер ваш директор! — шепнула мне одна из санитарных врачей…
Сочиняем дальше с Леной и Сережей свою сказку.
— Давайте сову введем! Для нее будет хорошая ночная песня!
— Пусть она будет умницей! Все не спит, все думает и думает!
— И крот нужен! Он такой… Как некоторые папы: все тащит себе.
— А я для лисы начало песни придумала!
— Спой, светик, не стыдись!..
Ленка свысока нас оглядывает, встает в позу и поет «лисьим» голосом:
— Я рыжа, рыжа, рыжа. Я хитра, хитра, хитра…
— Зайцы ждут меня, дрожа. Ждут и птенчики с утра! — подхватываю мотив.
— Не птенчики, а курочки, — поправляет Сережа.
— А медвежью песню кто придумает?
— Давайте я!.. — предлагаю ребятам.
— Хорошо, Сергей Иванович! А я лисью песню закончу!
— Так, может, магнитофон завтра принести?
— Подождите, Сергей Иванович! Прорепетируем, как следует, — потом и запишем!..
Юная педагогиня мимоходом заглядывает и скрывается. Мы не обращаем на нее внимания. Передо мной лежит тонкая тетрадка. В нее записаны первые слова нашей сказки. Я читаю предложение вслух. Ребята меня поправляют…
Осматриваю седьмой класс. Мальчишки проходят быстро и деловито. С девочками начинается мучение. Хихикают, огрызаются. Сбились, будто овцы, кучкой посреди кабинета и ни шагу к столу.
Входит Люда-беглянка — накрашенная, веселая, — и ситуация резко меняется.
— Девочки, я припоздала. Вы меня ждете, да?
Ей что-то шепчут на ухо, и она заразительно хохочет.
— Глупые! Доктор почти молодой мужчина! И безопасный — по должности. На нем надо тренировать свои охмуряющие силы! А вы упускаете возможность!..
Она быстро раздевается до пояса. Плавным шагом, работая на публику, подходит ко мне.