— А ты говорил, медведю нужны только медведи!
— Я спрошу у папы с мамой, почему меня учили неправильно!
— Будешь дружить со мной?
— Буду, конечно!.. Ой, слушай, а вдруг это тебя искали?
— Кто искал? Когда?
— Пролетали тут недавно воробьишки и звали Гука!
— Это меня! Меня звали!
— Сейчас я крикну их!.. У меня голос громкий!..
Медвежонок набрал воздуху в грудь, открыл рот да как закричит:
— Эй, воробьи!.. Гук здесь!..
— Где?.. Где он?.. — послышались голоса, и, откуда ни возьмись, появились братишки и сестренки Гука.
— Здравствуй! — сказал Чирик. — И не сердись! Нам без тебя было скучно!
— Ты наш братик! — сказал Чивик. — Пусть и не похож на нас!
— Мы были глупыми! — сказал Чулик. — Папа с мамой нам объяснили!
— Папа домой нас не пустит, если тебя не найдем! — сказала Чивка.
— А мама сказала, что мы никогда не сможем летать высоко, если ведем себя низко! — сообщила Чирка…
— Спасибо вам! сказал Гук. — Вы такие хорошие!..
Они запели песню воробьишек. И медвежонок пел вместе с ними.
Мечтаем. Сережа, Ленка и я.
— Устроим представление в детдоме. В актовом зале. Костюмы сами сделаем.
— Потом выступим по радио.
— Можно по всем детдомам проехать. Пусть все услышат.
— А вдруг по телевизору покажут?
— А что! Ведь интересно же!
— А деньги нам заплатят за это?
— Кучу!
— Круглый год буду есть пирожные!
— С лимонадом?
— Ага!
— Может, еще поработаем? Улучшим текст…
— Ну что вы!
— И так здорово!
— Молодцы мы все-таки!..
Мечтаем долго и упорно. Очень «вкусное» занятие…
Отметил, что детское отделение больницы стало работать хуже. Взять выписки — тут бог знает что! Я, как врач детского дома, ничего не могу узнать из тех бумажек, что сейчас выдаются ребятам. Там указано: лечился с такого-то по такое-то с таким-то диагнозом. И все! Что получал? Какие препараты? Какие процедуры? Какие проводились обследования? Каковы их результаты? Какие рекомендации может дать стационар?
Ответов на эти элементарные вопросы нет!
Сходил два раза к заведующей отделением, попросил указывать в выписках хотя бы результаты обследования — анализов крови, мочи и так далее. Но безрезультатно.
Тогда написал докладную главврачу больницы. Жду, как он отреагирует…
Двадцать третьего февраля пришли девчонки, Ленка и еще две, поздравили с праздником и хотели мне подарить книгу — толстый томик русских народных сказок. Хорошо, что в кармане у меня были конфеты. Я отдарился ими и отказался от книги. Целая перепалка вышла, и девчонки, как мне кажется, ушли недовольные. Сережа в этот день не заглядывал, но зато двадцать четвертого я ему в свою очередь вручил книжку про пограничников…
— Счастье ваше, что вы не педагог, — размышляет Зинаида Никитична, пока я помогаю ей комплектовать отрядную аптечку. — Можете просто общаться с детьми. Без всяких «воспитательских комплексов». А нам, учителям, плохо. Мы ведь не учим, нет. Потому что учить — значит передавать определенный стиль жизни, стиль мышления. Мы информируем детей о том, о сем. Причем информируем узко и плоско. Ибо все у нас раздроблено, в нашем деле. Учителя разделены по предметам, которые преподают. Воспитание — самый неделимый на свете процесс — мы умудрились разрезать на виды: эстетическое, патриотическое и так далее. Будто они существуют и в самом деле, эти «виды»! Если я говорю о красоте архитектурных ансамблей, чем я занимаюсь — эстетическим воспитанием или патриотическим? Не дай бог, перепутаю, не тот ярлычок навешу, не в ту графу отчета запишу…
Где цельность? Где единство педагогики? По-моему, наша раздробленность от того, что мы имеем груду развалин, а не науку. Там, где мы говорим «узкий профиль педагога», «отдельный вид воспитания», можно проще сказать: «обломок», «осколок». Среди всеобщей разделенности нас гложет тоска по гармоничной общности, по гармоничному единству. Нашу систему воспитания надо менять. Она примитивна. Даже более того — она первобытна. Но на что ее менять?..