Пенелопа поджала губы. Комплименты ее матери имели обыкновение жалить, как осы.
– Не подумай, что я тебя в чем-то упрекаю, – продолжила Порция, изобразив сочувствие. – Честно говоря, я даже рада, что ты осталась старой девой. У меня никого нет в целом мире, кроме дочерей, и утешительно сознавать, что одна из них будет заботиться обо мне в преклонном возрасте.
Представив себе будущее, нарисованное матерью, Пенелопа ощутила непреодолимый порыв сбежать из дому и выйти замуж за трубочиста. Хотя Пенелопа давно смирилась с участью старой девы, почему-то она всегда полагала, что будет жить в своем собственном уютном коттедже, возможно, у моря.
Но в последнее время Порция стала поговаривать о своей старости и о том, как удачно вышло, что Пенелопа сможет позаботиться о ней. Не важно, что Пруденс и Филиппа вышли замуж за состоятельных мужчин и имели достаточно, средств, чтобы обеспечить своей матери, всяческий комфорт. Не говоря уже о том, что Порция обладала собственным, хоть и скромным, состоянием. Когда она выходила замуж, четверть суммы, полученной ею в качестве приданого, была положена на ее личный счет.
Нет, когда Порция говорила о «заботе», она имела в виду не деньги. Ей нужна была рабыня.
Пенелопа вздохнула. Пожалуй, она слишком сурова к своей матери, даже если только в мыслях. Увы, это происходит слишком часто. А ведь мать любит ее. И она платит ей тем же.
Честно говоря, ее мать способна вывести, из себя даже самую кроткую, из дочерей, а она, Пенелопа, что уж тут греха таить, бывает склонна к сарказму.
– Почему ты считаешь, что Колин не женится на Фелисити? – поинтересовалась. Порция.
Пенелопа вскинула на нее удивленный взгляд. Напрасно она полагала, что эта тема исчерпана. Ей следовало бы лучше знать свою мать. Та обладала поистине мертвой хваткой.
– Ну, – медленно произнесла Пенелопа, – начать с того, что она на двенадцать лет моложе.
– Фи! – Порция небрежно махнула рукой. – Это не имеет, значения, и тебе это отлично известно.
Пенелопа нахмурилась и тут же вскрикнула, уколовшись иголкой.
– К тому же, – продолжила Порция в блаженном неведении о чувствах дочери, – ему, – она помедлила, пробежавшись взглядом по заметке в газете, – тридцать три. Как же тут избежать разницы в возрасте? Ты же не думаешь, что он женится на ком-то твоих лет.
Пенелопа пососала уколотый палец – не слишком изящный жест, но ей просто необходимо было чем-то занять свой рот, чтобы не брякнуть что-нибудь злобное и непростительное.
В сущности, ее мать права. В высшем обществе многие мужчины, если не большинство, предпочитали жениться на девушках моложе их лет на десять, а то и больше… Но почему-то разница в возрасте между Колином и Фелисити казалась ей чрезмерной, почти неприличной…
Пенелопа не смогла скрыть раздражения:
– Она ему как сестра. Младшая сестра.
– Ради Бога, Пенелопа. Едва ли…
– Это почти что кровосмешение, – пробормотала Пенелопа.
– Что ты сказала?
Пенелопа снова схватилась за шитье.
– Ничего.
– Я уверена, ты что-то сказала.
Пенелопа покачала головой.
– Тебе показалось, я всего лишь прочистила горло.
– Ты что-то сказала. Я уверена в этом!
Пенелопа мысленно застонала, представив свою будущую жизнь, долгую и нудную.
– Ты, наверное, забыла, – сказала она с терпением если не святой, то весьма набожной особы, – что Фелисити почти обручена с мистером Олбансдейлом.
Порция хитро прищурилась.
– Зачем ей обручаться е ним, если она может поймать Колина Бриджертона.
– Фелисити скорее умрет, чем станет бегать за Колином.
– Глупости! Фелисити умная девушка и понимает, что Колин Бриджертон гораздо лучший улов.
– Но Фелисити любит мистера Олбансдейла!
Порция удрученно поникла в своем кресле, обитом тисненым бархатом.
– Пожалуй.
– И потом, – с чувством добавила Пенелопа, – мистер Олбансдейл владеет весьма значительным состоянием.
Порция задумчиво постучала указательным пальцем по щеке.
– Да, – кивнула она. – Не таким значительным, конечно, как у Бриджертона, но, боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
Пенелопа, хоть и понимала, что пора закрыть тему, не смогла удержаться от последней реплики:
– Я думаю, мама, это замечательная партия для Фелисити. Мы должны радоваться за нее.
– Знаю, знаю, – ворчливо отозвалась Порция. – Просто мне всегда хотелось, чтобы одна из моих дочерей вышла замуж за Бриджертона. Какая блестящая партия! Весь Лондон говорил бы обо мне неделями. А может, годами.
Пенелопа с ожесточением воткнула иголку в подушечку. Довольно глупый способ дать выход гневу, но это лучше, чем вскочить на ноги и заорать: «А я?» Похоже, ее мать уверена, что когда Фелисити выйдет замуж, придется распрощаться с надеждами на союз с Бриджертонами. Но ведь она, Пенелопа, до сих пор не замужем – или это не считается?
Неужели это слишком много – желать, чтобы ее мать гордилась ею так же, как тремя другими дочерьми? Конечно, Колин никогда не возьмет ее в жены, но разве мать не должна быть чуточку слепой к недостаткам своих детей? Очевидно, что ни Пруденс, ни Филиппа, ни даже Фелисити не имеют шансов породниться с Бриджертонами. Но почему ее мать считает, что они привлекательнее Пенелопы?
Даже если признать, что Фелисити пользовалась успехом, превышавшим достижения ее старших сестер, Пруденс и Филиппа никогда не были королевами бала и нередко подпирали стены также, как и Пенелопа.
Теперь они замужем. Хотя Пенелопа не согласилась бы связать свою судьбу ни с одним из их мужей.
К счастью, мысли Порции уже переключились на более приятные темы.
– Я должна навестить Вайолет, – заявила она. – Представляю, как она счастлива, что Колин вернулся.
– Уверена, леди Бриджертон будет рада видеть тебя.
– Бедняжка. – Порция драматически вздохнула. – Знаешь, она так переживает за него…
– Знаю.
– Право, это больше, чем может вынести материнское сердце. Колину пора остепениться. Один Бог знает, с чем можно столкнуться в этих языческих странах…
– Насколько я знаю, греки – христиане, – вставила Пенелопа, не поднимая глаз от вышивания.
– Не смей дерзить, Пенелопа Анна Федерингтон! Я знаю, что говорю. Они католики!
– И вовсе они не католики, – возразила Пенелопа, отложив в сторону вышивание. – Они православные.
– В любом случае они не принадлежат к англиканской церкви, – пренебрежительно отозвалась Порция.
– Учитывая, что они греки, вряд ли их удручает этот факт.
Глаза Порции неодобрительно сузились.
– А откуда тебе известно, какая религия у греков? Впрочем, можешь не говорить, – заявила она с драматическим жестом. – Наверняка где-нибудь прочитала.
Пенелопа вздохнула, не сразу найдя подходящий ответ.
– Лучше бы ты поменьше читала, – сказала Порция. – Возможно, я давно выдала бы тебя замуж, если бы ты уделяла больше внимания своим светским обязанностям, чем…
Она замолчала, и Пенелопе пришлось спросить:
– Чему?
– Не знаю. Тому, что заставляет тебя сидеть, уставившись в пространство и грезя наяву.
– Я всего лишь размышляю, – сказала Пенелопа. – Иногда мне нужно остановиться и подумать.
– О чем? – пожелала знать Порция.
Пенелопа не могла не улыбнуться. В этом вопросе заключалось все, что отличало ее от матери.
– Ни о чем, – сказала она. – Правда.
У Порции был такой вид, словно она хотела что-то добавить, но передумала. А может, ей просто захотелось есть. Она взяла печенье с чайного подноса и сунула его в рот.
Пенелопа протянула руку за последним печеньем, но затем решила оставить его матери. Совсем неплохо, если рот Порции будет занят. Главное, что ей сейчас нужно, – это оказаться втянутой в очередные разговоры о Колиме Бриджертоне.
– Колин вернулся!
Подняв глаза от «Краткой истории Греции», Пенелопа увидела Элоизу Бриджертон, ворвавшуюся в ее комнату. Как обычно, Элоиза обошлась без объявления о своем приходе. Дворецкий Федерингтонов настолько привык видеть ее в доме, что относился к ней как к члену семьи.