Ниротиль не глядя расстегнул плащ и сбросил на руки Сонаэнь. Как бы она ни боялась Латалены — и теперь могла признать страх, — в присутствии Тило страх померк. Рядом с ним сложно было бояться кого-либо ещё.
— Ты собираешь армии… для чего? — замедлил напор Ниротиль тем временем. Латалена пожала плечами, глянула коротко на супруга: Верен исподлобья скалился на приезжего.
— Собрание добрых друзей семьи, брат-полководец, по случаю вероятной помолвки моей дочери.
Ниротиль чуть наклонился вперед, и Верен, словно подорванный, рванулся ему навстречу. Сонаэнь сдержала торжествующую, нелогичную улыбку.
«Я тоже заразилась лихорадкой, — отчитала она себя тут же, — хладнокровие необходимо в любых переговорах».
— Муж мой! — повысила голос Латалена, и — словно натянула поводок обращением — оборотень застыл на месте, не шевелясь.
Сила окатила Сонаэнь, ударила под колени, заставила комнату вокруг плыть и таять, присутствующие волки хором издали жалобный звук, но —
Ниротиль стоял недвижим, как скала.
— Мы встретимся на вашем «сватовстве», леди Элдар, — отчеканил он мрачно, — а после посмотрим, на каких условиях будет возможно твоё паломничество и возвращение в Элдойр. Я — один из Четверых. И я могу решить против Правителя.
— Со всем смирением подчиняюсь, — только и ответила с холодной улыбкой Латалена.
***
Только покинув ворота — привратники во все глаза пялились на полководца — Сонаэнь выдохнула, поняв, насколько была напряжена. Тёплое чувство согрело напряжённый затылок щекоткой: прямо перед воротами Посада около сотни воинов — летучий отряд Ниротиля — разбивали лагерь.
Мрачный Ясень встречал их за воротами. При виде леди Орты лицо его прояснилось и он исполнил тихую короткую молитву. Однако когда он заговорил, то не приветствовал госпожу никак, сразу перейдя к вопросам обороны.
— Дело скверно, командир, — отчитался рыцарь, — есть следы, сворачивающие с тракта до ворот. В самом городе полторы тысячи их воинов. Триста из них — Свора Вольфсона.
— Чтоб этому ублюдку гореть, — ругнулся Ниротиль, не отпуская руку жены, — и ты говоришь, есть ещё следы?
— Думаю, они разместили примерно стольких же по деревням и хуторам. И, командир… Вершинский действительно здесь.
Сонаэнь могла поклясться, что, будь её муж оборотнем, он вздыбил бы шерсть от затылка и до кончика хвоста.
— Я писала тебе, что он здесь, — робко подала она голос, и Ниротиль ожидаемо взорвался:
— Мало ли, что ты писала, но теперь я знаю, что он здесь! Шлюха Элдар призвала Держана Вершинского!
Ясень неодобрительно нахмурился.
— Она высокородная госпожа…
— Она не зря раздвигала ноги пятнадцать лет, высокородная или нет, — посмотри только… иди, пиши в столицу, — Тило распрямился, глядя вдаль, — готовь парней, чтобы доставили письмо. Две дюжины, не меньше…
Когда Ясень ушёл, неиссякший гнев полководца ожидаемо обратился к супруге.
— Ты должна была оставаться дома! Что бы ни затевалось, тебе здесь не место.
— Просил сам полководец Ревиар…
— Идёт он на хуй, речь о моей жене, матери моих детей!
— Это дело касается Правителя, — прошептала Сонаэнь.
Несколько мгновений Ниротиль, сдвинув брови, смотрел на неё сверху вниз, затем вздохнул:
— Мне его туда же послать?
Ей следовало знать. Это был Ниротиль.
***
Пять лет назад
Бывали женщины, желающие присутствия мужей при рождении детей; Сонаэнь точно знала, что не относится к таковым, задолго до замужества. Большая часть прежних убеждений о жизни развеялась в пыль, и всё же оставались не тронутые печальным опытом реальности уголки. В мечтах и предположениях о правильности поступков, как бы то ни было, дети никогда не появлялись внезапно. Она представляла картины обоюдного удивления супругов от открытия грядущего пополнения в семье.
Или, в крайнем случае, мудрые советы повитухи и следующие за этими советами мучительно-приятные дни, когда трепетная юная супруга искала способы обрадовать будущего отца доброй вестью. Ничто из воображаемой реальности не стало правдой.
Но она знала. С обречённостью и болезненным напряжением приговорённой к казни она внимала всем крошечным признакам, даже когда разум шептал: «Рано», интуиция подсказывала: «Вот оно; это свершилось. Ты носишь его ребёнка». Повитухи были не нужны — Сонаэнь служила в Ордене Госпитальеров. Доброй вестью беременность она назвать не могла.
Стоило ей отойти от Ниротиля на расстояние, и положение вновь виделось печальным. Будущее нависало мрачной тенью над терпимым настоящим. Муж-полководец с прескверным нравом и одинокое существование — то ли взаперти дома, то ли взаперти в библиотеке Ордена.
Благочестивые женщины пришли бы в ужас от того, какие пути решения рассматривала леди Сонаэнь Орта в первые четыре месяца беременности. И после — тоже; даже после того, как она всё-таки решилась на официальное письмо Ниротилю, на которое вскоре получила столь же бесчувственный, формальный ответ. Месяц спустя переписка возобновилась. И продолжалась до самого дня рождения Нарта — точнее, было раннее утро, когда он родился, и уже в обед гонец отправился от лагеря госпитальеров на восток, исчезая в красной пыли наступающих сезонных бурь.
Сонаэнь плохо помнила последующие несколько дней. К счастью, родильная лихорадка не угрожала жизни, но всё же оказалась достаточно серьёзным, хотя и единственным, осложнением после родов.
Когда Сонаэнь наконец открыла глаза в полном ясном сознании, Тило был там; тихий ветер снаружи шатра говорил о том, что буря миновала.
— Ты приехал, — попыталась сказать она, но сухое горло не дало издать никакого звука, кроме нескольких хрипов. Ниротиль кивнул служанке, которая немедленно подбежала к госпоже.
За минувшие дни Сонаэнь не видела собственного сына дольше, чем несколько минут. Судя по ловкости, с которой Ниротиль принимает его из рук кормилицы, для него новорождённые дети не внове.
— Тебе идёт, — вымолвила Сонаэнь, разглядывая Ниротиля с удивлением. Муж не сразу поднял счастливые, смеющиеся глаза.
— А? Я не расслышал.
— Ты видел много новорождённых?
— Я рос здесь, — пояснил Тило, возвращаясь взглядом к сыну и чуть покачивая его, — в твоём народе детей не показывают посторонним. Кочевники уединения себе позволить не могут.
— И у Хезы есть дочь от тебя. — Почему-то этот простой факт стал вдруг обидным почти до слёз; глупость, но задевающая.
— Её мать мне подарили, госпожа.
— Ты принял подарок.
— Боюсь, в той ситуации мне пришлось бы принять любой, — он хмыкнул, морщинка над левым глазом вдруг мелко и часто задрожала, — много лет прошло. Больше детей не было.
— Теперь у тебя есть сын. — Сонаэнь откинулась на подушки, уже чувствуя себя усталой и обессиленной.
Ветер за пологом нёс песок, влажную пыль и запах близкой грозы.
— Сонаэнь, — послышалось прямо над ней, и она открыла глаза, встречая прямой взгляд Тило, — посмотри на меня.
— Что? — Горло снова пересыхает, говорить трудно. Вопреки обыкновению, Ниротиль не выглядит ни рассерженным, ни задумчивым. Стоя там, в розовом сумраке над ней, с тихим младенцем в руках, он не выглядит и торжествующим.