— Но почему?
— Если она выберет кого-то одного, остальные останутся с пустыми руками, — сумрачно прокомментировал Ясень. Ниротиль, задумчиво разглядывающий карту, посмотрел на своего присягнувшего оруженосца.
— Не всё так, — перебил он, — она и не собиралась отдавать дочь кому-либо. Вообще. Да, некоторых это подзадорило бы; но полукровку? В семью? Они могли хотеть этого лишь спьяну. Подумайте. Кто она? Из проклятого рода. Чужая кровь на их землях. Она с самого начала знала, что предложит им кое-что поинтереснее одной, пусть и хорошенькой, девицы.
Он ткнул пальцем в карту:
— Трофеи, — и, когда никто не ответил, продолжил: — Мы меньше чем в ста вёрстах от границ Атрейны. От серебряных рудников Нойманура в двухстах. Волки останутся стоять на границах — и она захватит рудники. Половина серебра королевства будет у неё.
— Торговлю могут вести в золоте, — неуверенно заметил Ясень. Ниротиль поднял бровь:
— После прошлого года? В Лукавых Землях на приисках недосчитываются трети добытого золота. Это слишком далеко от Элдойра. Она может договориться с западными князьями и перехватить торговлю, заблокировать перевалы, и это будет означать, что Элдойр останется без богатого запада, зато с нищим востоком.
Сонаэнь молчала. Пока воины обсуждали планы леди Элдар, она живо представляла, каковы могут быть последствия успеха Латалены в её предприятии. За каких-то два-три года блокады белый город мог превратиться в ничто. Торговые пути с западной стороны оказались бы бесполезны — без потока серебра с гор. У Правителя остался бы непокорный юг и далёкий, обширный и пустынный восток под контролем, зато в горах и на севере засели бы враги.
Определённо, план Латалена продумывала долго. Сонаэнь могла представить её, не спящую долгими зимними ночами, глядящую в потолок и думающую, думающую о мести. И о том, как спустя несколько лет невидимой блокады она явится в Элдойр победительницей — щедрой, доброй, всеми любимой — и принесёт с собой всё, что прежде украла. Простой народ непременно поверит. В конце концов, династии они верили столетиями, а новое общество было слишком слабым, даже если на самом деле его ждало лучшее будущее.
Воины повышали голос. Ясень пытался убедить командира в необходимости срочно призывать штурмовые войска. Даже леди Орта знала, что это бесполезно. Подобное решение ни один великий полководец не мог принять без Правителя. И самые быстрые войска кочевников не могли явиться на помощь раньше, чем через несколько дней.
У них было лишь двое суток.
— Мы не остановим её, — громко произнесла Сонаэнь, и спорщики замолчали, — ни одним из способов, который пробовали раньше. Мы не знаем, сколько у неё волков. Мы не знаем, кто есть у Верена. Мы не знаем, насколько преданы воины Элдар трону и не отвернутся ли они. Старые способы не сработают.
Тило коротко бросил на неё взгляд. Дёрнул плечом.
— Твоя правда, госпожа. Возможно, нас ждут две армии, два врага, — проговорил полководец, поигрывая с поясом, — если горцы перейдут на её сторону. И даже в лучшем случае у нас одни штурмовики в степях — далеко от гор.
— Правитель не оценит, — буркнул Ясень.
— Правитель не оценит потери целого княжества. Но даже сейчас, исходя из одних подозрений, без объявления войны, мы ничего не можем сделать. Мы в нейтральных землях. Этого разговора не звучит. Всего, что здесь происходит, с точки зрения военного суда, вообще не случалось никогда, — резко отбил Ниротиль.
Снова тишина. Было так тихо, что Сонаэнь слышала, как где-то снаружи, ни о чём не подозревая, поёт первая весенняя иволга. Она помнила мало подобной тишины. Разве что ту, пятнадцать лет назад, во Флейе — перед тем, как петля затянулась на шее наместника Лияри и в истории её юности была поставлена точка.
Возможно, именно воспоминание послужило толчком к появлению новой мысли — Сонаэнь встрепенулась.
— Если этого разговора никогда не звучало, — она откашлялась; начало вышло хриплым и слабым, — и всего, что происходит в нейтральных землях, не случается для суда Элдойра…
— Убийство наследницы, даже ссыльной… — перебил обеспокоенно Ясень, но Ниротиль слушал без единого звука, даже не моргая, и Сонаэнь продолжила:
— Что нужно сделать для того, чтобы объявить войну? Пересечь границу с армией?
Ниротиль смотрел, не отрываясь и не произнося ни слова.
— Мы не можем остановить её, — закончила Сонаэнь мысль, — но волки подчинены не только ей. Они идут за Вереном.
— Этот — самый большой упрямец из всех, — покачал головой Ясень, — он не сойдёт с пути, госпожа.
— Сойдёт, — подал голос наконец Ниротиль, и на лице мужа Сонаэнь разглядела призрак улыбки, — так, госпожа моя? Я правильно понял твою мысль?
Она прикрыла глаза, соглашаясь. Ниротиль выдохнул.
— Вот что мы делаем, — твёрдо сказал он, сворачивая карту, — все волки смотрят на Верена Старого. Все. Только большие стаи, вроде Своры Вольфсона или Вершинского, могут действовать сами по себе. Но и они поостерегутся, когда увидят, что Верен оставил жену и отправился за нами в погоню. И когда он пересечет границу, это будет равносильно объявлению войны; тогда мы будем действовать, не дожидаясь разрешения или запрета.
— Почему он должен оставить леди Элдар, командир?
— Потому что, — Тило коварно усмехнулся — рубцовая ткань шрамов на его лице пошла мелкими морщинками, — мы украдём его дочь.
***
Два года назад
Сонаэнь Орта никогда не считала себя добродетельной женщиной.
Она не освободилась от многих чувств, кои следовало победить истинной последовательнице Веры. Но главное, чему научилась в Ордене госпитальеров леди Орта, — это тому, что не все болезни возможно вылечить и, пытаясь исцелить, порой всё, чего можно добиться, — это получить мертвеца или слабоумного калеку, чья жизнь полностью утратит смысл.
Это относилось и к чувствам, и к желаниям. И Сонаэнь не готова была судить и казнить себя за желания, которые обуревали её, когда она наконец увидела Туригутту Чернобурку в цепях.
Наконец-то.
Мгновенный триумф, который было не с кем разделить, она отпраздновала, пропев торжествующе молитвенный гимн младшему сыну — Ильсту — которому едва исполнилось полгода.
Радость быстро улетучилась, когда вечером после суда Ниротиль не явился домой, зато на следующий день его привезла из дома цветов Гедати, сонная и злая, вместе со счётом — никогда прежде ни одна из куртизанок не смела передавать такие записки жёнам полководцев, в этом леди Орта осталась убеждена.
Триумф оказался преждевременным. Полководец ударился в самобичевание и траур по потерянной соратнице, и вкус семейной жизни обернулся для Сонаэнь пеплом во рту.
Вдруг оказалось, что их кажущееся понимание, теплота основывались на том, что Сонаэнь отказывалась признавать и видеть, но что успешно делила с Тило неуёмная Чернобурка. Вся кровавая мерзость, осады, набеги, резня, путешествия по борделям и кабакам, драки — это было необходимо полководцу. И, потеряв ту, что воплощала в себе эти сомнительные удовольствия, Ниротиль нёс их в дом, с каждым днём больше.
Сонаэнь воспротивилась единожды — это стоило такого удара по лицу, что больше она благоразумно решила не протестовать.