За жимолостью послышались восклицания, Сонаэнь уловила на сурте несколько противоречивых отдельных фраз:
— …меня будут искать… жди завтра.
— …дай знать в обед.
— …если нет, на закате на нашем старом месте.
«Это давно? Она так юна, — потрясённо рассуждала Сонаэнь, дожидаясь, дрожа, пока стихнут звуки шагов за зарослями, — или волчицы созревают раньше?».
…но на следующее утро, когда Сонаэнь с другими фрейлинами занимала место рядом с Латаленой Элдар, было время рассмотреть княжну — которую Ниротиль намерен и должен был похитить. Должен, напоминала себе леди Орта, или Элдойр не устоит, а половина Поднебесья утонет в новой Смуте на следующие десятилетия, если не на века. Её нужно похитить, хладнокровно рассуждала Сонаэнь, искоса наблюдая за Снежаной, а возможно, придётся однажды и убить.
Потому что она действовала не только из непоследовательных соображений юности, жаждущей приключений и любви. В ясных глазах оттенка весенней бирюзы Сонаэнь видела причину, по которой Снежана поумнела и повзрослела гораздо раньше, чем её сверстницы-подруги.
Латалена Элдар, Солнце Асуров, свергнутая наследница белого престола. Несостоявшаяся королева-мать. Ссыльная княгиня непризнанного края…
Убегала ли Латалена из окна по веревочной лестнице в юности? Был ли кто-то в её жизни, кто заворачивал её босые ноги в собольи меха в ночи ранней весны? Сделала ли она нужные выводы из тех времён и тех ночей, если они были?
Снежана сделала. Сонаэнь не могла не содрогаться, улавливая теперь — чувствуя вместе с Силой, растекающейся от леди Элдар, — Силу, струящуюся от её дочери. О да, она могла быть юной, могла танцевать и улыбаться открыто, но несла ту же кровь и безошибочно угадываемое наследие Элдар.
Сонаэнь размышляла столь усиленно, что не с первого раза услышала слова леди Латалены.
— Моя госпожа, я прошу прощения.
— Не стоит; я понимаю, — Латалена была само благодушие и очарование, — я лишь сказала, что завтра перед рассветом, сразу после утренней молитвы, мы отправляемся на юг.
— Уже завтра, моя госпожа? — бесцветно повторила Сонаэнь, не отмечая никак ужас голосом.
Картины несбывшегося будущего летят перед глазами: похищение Снежаны из ночного сада её матери, Ниротиль и побег с личной сотней, шатры, костры, пена на груди загнанной лошади — ничего не будет, невозможно…
Улыбка Латалены приобрела оттенок оскала.
— Завтра, моя дорогая.
И внезапно она встала, вытянувшись, сильная, грозная и счастливая, — бедная Вината отшатнулась и упала, запутавшись в юбке, тявкнул Яре с другой стороны:
— На закате я расстанусь с трауром, который носила последние пятнадцать лет. Мой хинт окончен; моему изгнанию наступает последний день!
Сонаэнь сохраняла всё то же пустое выражение лица, кротко опустила голову, когда Латалена энергично пошагала перед ней, задев покрывалом. Но сердце билось часто и неровно в груди.
«Тило, нам нужен новый план».
========== Горящие мосты ==========
Сонаэнь Орта, дочь воина и жена воина, знала войсковые порядки.
Ей не составило труда распознать признаки скорого отправления воинов в дорогу. Она всегда отмечала приметы близкого набега или грядущей обороны. Всегда перед походом с рынков и складов исчезало зерно, а с полей — стада: готовили обоз. Всегда за неделю до отправления передовых отрядов нельзя было найти и одного свободного кузнеца и, боясь изнасилования, девицы безвылазно отсиживались в дальних комнатах домов.
Когда в поход внезапно выступила Латалена Элдар и её разношерстная армия, это не было похоже ни на что прежде виданное Сонаэнь. Огромные ворота сняли с петель, часть брёвен и частокола попросту перебросили через ров и так же поступили с золотым теремом — Золотым Чертогом леди Элдар и его роскошными резными башнями.
Сонаэнь Орта не поверила собственным глазам, она дотронулась, но это и вправду были украшенные столбы внутреннего двора палат леди Элдар, перекинутые через ров с нечистотами.
За одну ночь, нет, за половину ночи центральная мостовая Посада стала шире втрое. Посад, некогда бывший лишь удобной переправой через крутую холмистую местность, теперь играл роль распахнутых ворот с Севера — на Запад и Юг.
Сонаэнь тщетно перебирала в уме возможные способы остановить леди Латалену до того, как она натравит своих волков на любую из приграничных застав Элдойра или соседствующих вольных княжеств. «И, что хуже, вина будет лежать на мне, — ужасалась леди Орта, поднимаясь по лестнице к Золотому Чертогу и невольно стараясь замедлить шаг, — это ведь я написала полководцу Гвенедору, что его сестра отправится в Элдойр; почти наверняка теперь её ждут где угодно, только не там, куда она на самом деле отправится». Сонаэнь не пыталась предположить дальнейшие действия мятежной принцессы Элдар.
С мгновения, когда Латалена объявила о снятии траура — хинта, Сонаэнь могла чувствовать Силу разлитой в воздухе вокруг. Её можно было ощутить кожей, она придавала любому звуку уловимое эхо, она была реальна, и это пугало Сонаэнь больше, чем огонь — дикое лесное животное.
Она не была неверующей, но всё же отдавала предпочтение науке и научному знанию. И сколько бы ни изучали магистры Силу, они мало что могли сказать о ней, отговариваясь божественными законами или тайнами мироздания, а то и вовсе отрицая её существование.
Но чем ещё можно было объяснить внезапное целеустрёмленное движение огромного хаотического собрания вооружённых северян? Не могла же одна женщина одурачить целый народ, сотню вождей, тысячи воинов?
Сонаэнь остановилась у ворот Чертога, постаралась дышать носом. При приближении к Латалене Элдар концентрация Силы достигала предела. Как бы ни хотелось Сонаэнь оставаться спокойной для разговора с леди Элдар, ноги её подкашивались, руки дрожали, а голос садился или вовсе отказывался подчиняться.
Встретившиеся на пути фрейлины улыбались. Стражи глядели в никуда с пустыми лицами. Сонаэнь закрыла глаза, сосредоточилась.
Даже мысль о намерении похитить Снежану ей следовало спрятать от провидческих способностей Латалены. Глубоко, ещё глубже, так глубоко, как она не пускала никого. В далёкие залы воспоминаний — туда, где прятались порочные мысли, измена мужу и Элдойру, ненависть к соперницам, ревность, зависть…
Нет, ещё дальше. Туда, где не было даже слов, лишь ощущения. Куда глубже, чем собственный страх. Сонаэнь подняла поднос с травяным чаем.
Как и в первый её визит, Латалена и Верен вели негромкую беседу за ширмой. Сочный, глубокий голос мужчины придавал знакомому с детства языку новые оттенки и акценты.
Или такими манящими и отвлекающими Сила делала любые голоса?
— …Помню, лебедь моя, как увидел тебя первый раз, — рокотал Верен, — сколько раз думал потом: зачем смотрел? Зачем дотронулся? Видел разных баб. Видел девиц, старух; и ведьм видел — но мимо не прошёл.
— Не прошёл, — голос Латалены прозвучал будто бы устало. Ответно прозвучал чуть в нос смешок оборотня:
— Трижды взглянул — и поклялся, что будешь моей. И посмотри, сел на повод без цепи.
— Жалеешь?
— Ни на миг, драгоценная, ни на удар сердца. А ты? Что будет со всем… этим… знаешь?