Прежним мир так и не стал.
***
Письмо от мужа застало Сонаэнь в подавленном состоянии — она почти приветствовала ужасные малоразборчивые каракули, невнятный общий смысл и подробно изображенную квартировку армии на западной границе оседлости.
Всё было лучше, чем унылое прозябание у зеркала в компании слабоумной леди Винаты или выслушивание однотипных жалоб двух других. Но насладиться письмом Сонаэнь не успела — к удивлению и опаске, её вызвала сама госпожа Элдар.
Латалена Элдар в очередном белом платье восседала на своем кресле, больше напоминающем трон. За ширмой Сонаэнь увидела и Верена — он курил трубку, перебирая что-то на столе.
— Мой супруг намерен покинуть нас на некоторое время, — заговорила леди Элдар, — я хочу, чтобы ты занялась подготовкой отдельной комнаты. Пусть там будут сундуки, лари — выбери лучшие; если не найдёшь подходящих, закажешь. Мы собираем приданое дочери.
— Как пожелаете, госпожа.
Латалена отдала ещё несколько распоряжений; очевидно было, она изящно тянет время в ожидании того, когда Верен покинет Золотой Зал. Так и случилось: поцеловав жену и подмигнув леди Орте, он бодро удалился. Латалена милостиво улыбнулась вслед, но, когда перевела взор на Сонаэнь, ни намека на улыбку в нём не было.
Как и на милость.
— И приготовь наряды и себе. Для турнира.
— Будет турнир, моя госпожа? — поинтересовалась Сонаэнь. Латалена подняла руку, легко взмахнула ей:
— Напиши моему верному рыцарю, что турнир действительно будет. Я знаю, ты отчитываешься перед ним.
Леди Орта молча проглотила бессмысленное чувство обиды.
Она слишком хорошо знала, как Латалена может почувствовать любую из мимолётных эмоций. Сила, окружавшая бывшую принцессу, крепла день ото дня, час от часу. Она обволакивала дом, часть улицы, и, если всё, чему Сонаэнь учили в Ордене, было правдой, при усилии воли леди Элдар могла дотянуться до любого уголка Поднебесья.
Сонаэнь могла только надеяться, что эти умения Латалене недоступны.
— Ты долго училась, не так ли? — обратилась к молчавшей фрейлине леди Элдар. — Скажи мне, тебя пригласили в Орден потому, что увидели какие-то особые способности или задатки?
— Нет.
— Значит, ты развивала их. И как? — Латалена скрестила руки на груди. — Ночами и днями ты просиживала в Храме. Тренировалась. Уставала. Отчаивалась. Проделывала одно и то же сотню раз. Слушала нудных мастеров и магистров. Выполняла их прихоти. Терпела.
— Я… не совсем понимаю.
— Нечего понимать. Ради того, чтобы получить желаемое, чем бы — или кем бы — оно ни было представлено, мы всё готовы терпеть. Соизмеряй вложенное и полученное, вот мой совет.
Терпение. Это было любимое слово у мастеров Ордена. Терпению учили мать и сёстры когда-то. Даже Ревиар Смелый просил «потерпеть».
— Турнир проводить неразумно сейчас, миледи, — рискнула высказаться Сонаэнь, и Латалена подняла брови в нарочитом изумлении, — я узнала, сколько покушений вам и молодой госпоже пришлось пережить.
— Ты узнала. Конечно. Он знает тоже. И давно.
— Мастер войны Ревиар счёл нужным отправить меня предупредить новые.
— Ах. Как благородно с твоей стороны. И ты защищаешь меня, потому что Ревиар так заботится о моей жизни, — медовым голосом сказанное, это прозвучало хуже любых проклятий.
Сонаэнь проглотила и это. Что-то было неправильно в поведении леди Латалены. Что-то, что выдавало отсутствие страха пред покушениями, новыми или свершившимися. Словно всё это была игра, ходы которой леди Элдар знает наперёд. Сонаэнь заставила себя не думать о том, что отец Латалены, по словам многих, мог предсказывать будущее. Передалась ли эта способность дочери?
— Напиши ему, как всегда, — леди Латалена повернулась к ней боком, гордый профиль вырисовывался на фоне окна, залитого весенним солнцем, — напиши о турнире, который будет проведён. Что ты стоишь? Бумага и чернила на столе. Пиши. Сейчас.
Сонаэнь не посмела помедлить.
Да, она была женой полководца, но вместе с тем сомневалась, что хоть кто-то рискнёт спорить с Латаленой Элдар, будь то драконы, полководцы, короли или провидцы.
— Надеюсь, твой почерк возможно разобрать. Ты пишешь на ильти? Сколько языков ты знаешь, дитя?
Голос успокаивал, убаюкивал, погружал в состояние — Сонаэнь как-то вдохнула слишком глубоко запах капель для вычистки тяжёлых ран, и чувство было похожим. Чувство лёгкости и отрешённости от происходящего.
— Я… умею… писать на ильти.
— Очень хорошо. Последние три года мне не с кем отправить письмо мастеру Ревиару. Не все рады нашей дружбе. Мой отец, знаешь ли. И мой супруг. Не наставь клякс.
Чёрная коса упала на низкий столик, свернулась, как змея, когда Латалена наклонилась над плечом Сонаэнь.
К косе хотелось прикоснуться, взять в руку, сжать — и идти, держась за неё. Как за повод, наброшенный на шею. «Пиши», — прошептал воздух вокруг, и Сонаэнь вдруг увидела себя со стороны — увидела, как старательно вытирает перо, окунает в чернила, осторожно заносит над листом бумаги.
Чёрная коса поползла назад и исчезла. Зазвучали мерные шаги по деревянному полу.
— Мы не виделись два года, мой друг, — проникновенно зазвучала леди Элдар, — благодарю за воспоминания, что утешали меня это время; великий полководец Элдойра не мог подарить больше, чем неделю совместной охоты. Я надеюсь, она не станет последней. Время, разделённое двумя, что истинно знают друг друга, никогда не забывается.
Сонаэнь, словно засыпая, качнулась вперед. С носа на бумагу упала капелька пота.
— От всего сердца благодарю за столь щедрый дар. В моем положении не посмела бы просить о большем.
Внезапно на левое плечо Сонаэнь легла холодная рука леди Элдар, и мир затрясся, мелькая перед глазами с ужасающей скоростью. Только правая рука всё ещё подчинялась, только вот не воле Сонаэнь, но отравленному голосу Латалены Элдар.
Он доносился словно сквозь толстый слой воды.
— Ты знаешь это положение и мои намерения. Но уверяю тебя, что, получив помилование, не рассчитываю на долгую жизнь. Не с моей семьёй. Мой сын, чьим Учителем ты всегда останешься, единственный законный наследник престола. Я не прошу тебя выступить против дочери и зятя. Они никогда не были моими врагами. Ты знаешь. А потому почти другую мою просьбу. Итак, вот она…
Последним усилием воли Сонаэнь вынырнула из транса, в который погрузилась под воздействием голоса Латалены. Опустив глаза, пробежала строки письма — и когда успела написать? — холодея и понимая, зачем нужно было это бывшей принцессе.
Никто из волков не читал на ильти. И вряд ли волки заинтересовались бы, увидев почерк Сонаэнь, которая отправляла письма каждый день. И, наконец, даже если бы кто-то и взялся разбирать это письмо — Сонаэнь часто заморгала — в нём не было ни слова из тех, что диктовала Латалена. Его могли расценить как двусмысленное, но никогда, ни при каких обстоятельствах не отнесли бы к леди Элдар.
Ледяная ладонь сползла с её плеча к письму. Латалена подняла листок к глазам, минуту смотрела сквозь него, затем осторожно сложила в несколько раз и прижала к губам.