«В нем запрограммирован диалог, — подумала Жанет. — Но я не записывала интервью с ним на аудио или видео, и Аниш сказал бы, если бы добавил это в него. Как он узнал меня?».
— Жанет, почему я такой? — спросил робот. — Что произошло?
Во рту пересохло. Жанет переминалась в кроссовках.
— Ты не можешь спрашивать такое, — сказала она.
— Почему? — робот звучал спокойно. Если бы не запах и отсутствие грации в движениях, она приняла бы его за настоящего Тони.
— Аниш сказал, что ты не можешь вести разговор, — прошептала она. — Мне нужно идти.
Она резко повернулась и пошла к лестнице. Робот пошел за ней.
— Жанет, почему ты боишься меня?
— Потому что ты умер, — тихо сказала она. — Ты умер, и твой сын построил дорогостоящую копию тебя. Твой сын безумен, но он нуждается в тебе.
Шаги остановились за ней. Жанет повернула голову. Робот склонил голову, его стеклянные глаза стали дикими. Он быстро дышал в панике.
«Черт», — подумала она и поспешила вниз.
Курьер доставил стеклянный сосуд в квадратной коробке к входной двери. Аниш забрал ее и посмотрел на серый осадок с отвращением.
— Мина, можно использовать плиту для этого? — спросил он. Она поджала губы, но отошла. Ее лиловый сари бросал тень на плитку пола.
— Это ваш дом, сэр.
Аниш нашел пару резиновых перчаток и бутылку масла, которое он использовал для робота. Он добавил масло и несколько капель воды из Ганга в кастрюлю с вмятиной. Мина с интересом наблюдала, как он закипает в газовой плите. Вода и масло пузырились, но не смешивались. Когда это было сделано, он добавил кусочки льда из морозильной камеры. Затем Аниш вылил горячую смесь в старую чайную кружку со сколами по краям и отнес ее наверх вместе с сосудом с водой Ганга.
Он миновал Жанет на лестнице. Она выглядела напугано. Он пошел по скрипучим ступенькам, увидел своего отца, молящегося в кабинете. Аниш опустил святую воду на стол и встал возле отца.
— Аппа? — позвал он. — Я добыл воду из Ганга, как ты и просил. Дай тебя окропить.
Маслянистые капли слетели с его пальцев на робота, стоящего на коленях. Его отец не ответил. Он остался на коленях.
— Теперь я просто предмет? — спросил Аппа. — Я не могу даже сделать глоток священной воды?
В следующий миг жестом, таким быстрым, какой он не ожидал от робота, Аппа поймал кружку. Масло и вода полились по его горлу, он широко улыбнулся. Искры вылетели из его горла.
— Спасибо, Аниш-рам. Я тебя люблю, — робот рухнул, его голос был искаженным. Чашка упала на пол.
— Аппа? Аппа? — голос Аниша звучал испуганно, встревоженно, он встряхнул робота. Он слышал искры, ощущал запах горящего металла. Голова Аппы моталась. Ток бил по пальцам Аниша.
«Вода Ганга, — подумал Аниш. — Почему я не запечатал его горло парафином?».
Он опустил робота на стул и побежал на кухню. Он чуть не поскользнулся на тряпке, схватил резиновые перчатки, еще влажные от кипячения.
Аниш не замечал слезы, катящиеся по его лицу, пока он пытался разобрать робота, и как кроссовки Жанет стучали за ним. Она тихо охнула.
— О, Аниш, мне так жаль, — сказала она, пока он рвал силикон руками. Ток от робота звенел вместе с всхлипами Аниша.
Протестующие ушли, новости разлетелись быстро после того, как они услышали крики Аниша из дома. Многие были рады, хотя некоторые смотрели с печалью на дом, пока уходили.
Аниш вышел из дома, тащил большой пластиковый ящик. Он гремел от частей. Он переоделся в чистую черную рубашку с короткими рукавами и бежевые штаны. Мелкие ожоги и порезы покрывали его руки, но он не скрывал их.
В ящике были части его отца. Он разобрал робота, чтобы было проще переместить и не пришлось пристегивать его к заднему сиденью своего джипа ремнем безопасности. Аниш подумывал поместить отца в гроб, похожий на коробку, но это было бы слишком западно. Кремация была бы пустой тратой, особенно для груды металла.
Близился конец дня. В воде реки Керала отражалось заходящее солнце. Комары вылезали снова и кусали любого человека или собаку, достаточно храбрых, чтобы остаться на улице. Они даже кусали обескровленных овец и коз для халяльного мяса. Ночью Аниш слышал их обиженное блеяние, которое стихало с восходом солнца. Он решил доставить отца в университет по частям. А потом сел в кабинете отца и искал сердцебиение, которое не мог услышать.
Джойс Чнг
«Решение».
Поезд на магнитной подвеске отъезжал от станции с шипением и скрипом металла. Она выдохнула и отклонилась на твердую спинку сидения.
«Наконец-то я уезжаю», — она не брала много вещей, только сумочку с необходимым: янтарные четки, ее ID-карта и одежда.
Было непросто покинуть дом семьи. Да, было много словесных фейерверков от Лао Лао, ее бабушки и матриарха семьи, и от ее старшей сестры. Но она была молодой женщиной, юной паучихой-джинном, и ей нужно было покинуть семейное гнездо.
Но ее решение было внезапным, потрясло всех в семье. От мысли об их реакции она с горечью рассмеялась.
Она посмотрела на свою ID-карту, недавно заламинированную, ее черно-белое лицо смотрело на нее. Не улыбающееся лицо. Строгое лицо с двойными веками, темными глазами, полными губами. Но без улыбки.
Пауки-джинны получили законный статус, как все мифические расы, после Пробуждения. Вдруг мечты и кошмары человечества появились на улицах, Земля стала частью межгалактического альянса. Необычное уже не удивляло.
Правительство было щедрым. Один человек в месяц для пауков-джиннов. И только неопознанные тела в морге. Пауки-джинны питались только человеческой плотью. Законной альтернативой была свинина, но многие относились к ней с презрением и тут же отказались, как от плохой замены.
Конечно, Лао Лао жаловалась.
«В мое время, — заявляла она дрожащим голосом, размахивая посохом из человеческих костей, — мы ели больше человеческой плоти, — говорила она. — Она была вкусной, здоровой. Современная еда отвратительна. Много химии. Так много!». Это она говорила ей и ее старшей сестре. Лао Лао не смирилась с резким отбытием их матери, когда ей было пять. Она и ее сестра представляли то, что Лао Лао потеряла.
Мама много спорила с Лао Лао. Она помнила ночи, когда женщины кричали друг на друга, голоса сотрясали балки, напоминая о монахах в желтом, которые скандировал сутры в ближайшем храме. Только эти слова не воодушевляли. Они причиняли боль, ранили глубоко. Старшая сестра обнимала ее, пока над ними бушевала словесная буря. Они засыпали, рыдая.
Было непросто жить под одной крышей с матриархом, которой было две тысячи лет, чьи традиции были требовательными. Девушки убирали. Готовили. Шили. Управляли магазином. А еще девушки состязались с другими кланами за еду от правительства. Они добывали лучшее, только что умершее, из морга. Девушки в ее доме управляли популярным рестораном для людей, которые любили китайскую еду, вкус «дома». Ресторан занимал клан, приносил богатства. Ей хватало порезов, ожогов. Ее жизнь была состязанием за еду и работой в ресторане. День за днем.
Но она знала, почему Лао Лао так себя вела каждый день. В шестнадцать девушки покидали гнездо. Ей было уже восемнадцать. Она должна была уйти. Должна была. Но Лао Лао не хотела ее отпускать.
И она резала овощи, убирала в доме, шила форму для работниц ресторана годами. Она часто портила стежки, потому что ей было скучно, ее злила душная комната, в которой она застряла. Испорченные стежки были ее бунтом. Порой она резала овощи крупно, а не так, как требовалось. Порой она не все убирала в большом доме семьи.
Жизнь говорила Лао Лао, что ее младшая внучка выросла.
Парень крутился рядом с кухней, пока она готовила. Робкий, худой, красивый, хорошо сложенный, он строил ей глаза. И улыбка была милой. Неделю назад он принес ей красиво завернутый подарок: большого водяного жука, завернутого в паучий шелк и блестящий лист банана. Она вежливо приняла его. О, мальчики выбирали быть мужчиной. Все пауки-джинны рождались женщинами. Девушки становились парнями по своей воле, когда хотели покинуть клан.
Этот парень был очень нежным. Они соединились за кухней. Это быстро закончилось, и больше она парня не видела. Наверное, его тело нашли где-то еще.
Ее старшая сестра разозлилась, когда узнала об их встрече. Ni mei you kan guo nan re shi ma? До этого ты не видела мужчин, да? Она была в ярости. Ты так отчаялась? Поддалась похоти? Ее растили как преемницу Лао Лао, и стресс сказывался. Джи выглядела изможденно, ее волосы часто были растрепаны, особенно, когда в ресторане было много людей. Она даже не могла стать мужчиной.