«Тебе легко, — глаза старшей сестры винили ее в ее свободе, — легко хлопать ресницами и дуть губы, играя с мужчинами».
А потом включалась природа. О, жестокая, непредсказуемая и красивая природа.
Она не сразу заметила признаки, решила, что это был просто голод из-за долгих часов нарезки овощей на кухне. Но не простой голод. Она ужасно хотела есть. Пустота кричала в ее желудке. Одной ночью она поймала себя на том, что объедалась остатками еды, и поняла, что что-то ужасно не так. После этого она сразу устремилась в купальню, и ее стошнило всем, что она съела. Это подтвердило ее опасения и надежды. Ее сердце сжалось, хотя до этого парило от манящего блеска надежды. Свобода!
О, как Лао Лао кричала, когда узнала новость. Так, что ее настоящий облик выбрался из человеческой кожи и костей, огромный тарантул с коричнево-золотой шерсткой недовольно двигал волосатыми черными передними лапами. Она не видела столько горя от бабушки с тех пор, как мама ушла на Новую Землю.
«Она просто встала и бросила нас! Теперь ты так делаешь! Одного поля ягоды! Я проклята неблагодарными дочерями и внучками!» — ей было почти жаль Лао Лао. Бабушка потеряла сознание от воя. Просто рухнула кучей. Ее старшая сестра мрачно посмотрела на нее, пока пыталась привести старушку в чувство.
«Помоги отнести ее, дура», — рявкнула ее старшая сестра. Она часто рявкала, злилась. Всегда говорила с горечью. Они подняли бабушку по лестнице и осторожно уложили на кровать. Лао Лао спала, как бревно, уставшая. Изменение облика забрало у нее много энергии.
В тишине душной спальни ее старшая сестра плакала.
— Джи, — прошептала она, потрясенная честными эмоциями, задевшими ее душу.
— Иди, — лицо ее старшей сестры смягчилось. — Иди. Но помни меня, помни нас. Погоди, помни только меня. Когда будешь посещать храм, вспоминай меня.
Она поднялась в свою комнату и собрала вещи.
Теперь она впервые покидала дом. Поезд на магнитной подвеске с шипением проносился мимо размытых домов и зелени, столько зелени. Храм, ступы, дома, дома, дома, потом зелень, зелень, зелень.
Свобода.
Она начнет снизу и продвинется к вершине. Наверное, со служанки. Больше не вторая в клане. Больше никаких подавленных желаний и ожиданий. У нее было будущее! О, да, от надежды и мечты о создании собственного клана джиннов-пауков у нее по спине пробежала дрожь. Она опустила руку себе на живот, там, где ее малыши толкались, зная, что впереди их ждет лучшая жизнь. С расслабленным вздохом она снова посмотрела наружу, мечтая о паучьем шелке и крошечных пушистых лапках.
Анна Карли Абад
«Половинки луны»
Тьма окружала его густой маслянистой субстанцией. Он заставлял себя дышать, но звук каждого вдоха вызывал у него в ушах бурю. Его сердце колотилось в груди, угрожая вырваться и сбежать.
— Прошу, отпустите меня. Отпустите, — его мольба дрожала во тьме, становясь ее частью.
Что-то изменилось. Тьма кружилась слева и справа, превращаясь в бесформенные объекты. Когда тени собрались в шары, поглощающие рассеянный свет, он мельком увидел лес, в котором он играл до того, как дикие духи, Талунанон, похитили его и заманили в ловушку за этой черной миазмой.
— Чужак… — резкий голос фантома дерева бил по его ушам.
Его тошнило от вонючего дыхания.
— Кто ты? — спросил фантом.
Его лицо появилось в одной из черных сфер. Сначала стеклянные глаза, большие, похожие на птичьи. Потом появились два уха, тонкая кожа с просвечивающими венами, как крылья летучей мыши. У существа был острый нос и улыбающийся рот, где было видно острые зубы.
— С-Солиран, — ответил он. — Так меня зовут. Прошу, отпустите. Я не хотел забрести.
Другое лицо появилось в сфере слева, не отличалось от первого.
— Прощения нет, — оно заговорило, и вонь усилилась. Солиран задержал дыхание.
Появилось третье лицо.
— Только кровь может нас успокоить! Месть за наших братьев, которых убил твой отец!
Лица фантомов приблизились к нему.
— Кровь! Кровь! Кровь! — кричали они в ярости. Чем он их так разозлил?
Один из трех фантомов открыл зубастый рот. Солиран закрыл глаза и взмахнул руками, чтобы отогнать его. Но прошли мгновения. Ничего не произошло.
Он моргнул. Сияющий кончик кариса торчал из зияющего рта Талунанона. Тьма вокруг него таяла. Две сильные руки прорвались в черную миазму и сжали плечи Солирана. Вонь Талунанона рассеивалась, ладони вытащили его, руки тепло обняли.
— Слава Батале! — звучный голос его отца, дату Самаквела, разнесся по лесу.
Солиран, еще оглушенный, уловил знакомый запах Самаквел, запах летнего дождя на сухой земле. Его сердце сильно колотилось, несмотря на объятия отца. Его ноги болтались над грязью, его отец был выше. Самаквел опустил его. Ноги Солирана все еще дрожали.
Солиран заметил пади, высшего жреца, который был женщиной средних лет по имени Овада. Ее волосы были заплетены, смазаны маслом и закреплены гребнем из кости. Ее взгляд был будто в трансе, и ему всегда было не по себе от этого.
Солиран повернулся к древнему дереву бубуг. Его пухлый ствол напоминал спутанные тела людей. Карис был вонзен во впадину в стволе дерева. Наверное, это дерево он побеспокоил, пока они с друзьями играли в прятки.
— Пади Овада отвела меня к тебе, — сказал Самаквел с улыбкой. — Я так боялся. Думал, мы опоздали, и Талунанон забрал тебя. Солнце почти ушло отдыхать.
Длинные черные волосы отца были сплетены, как плохая корзина. Хоть он улыбался, Солиран знал, что заставил отца переживать. Дату вытащил клинок из дерева.
— Больше так не делай, сынок. Слушайся старейшин, ведь твоя беспечность чуть не стоила тебе жизни. Не забывай, что произошло сегодня.
Солиран кивнул, зная, что не сможет забыть, даже когда придет время унаследовать бремя дату.
Малыши из Барангай Мангангасу бежали, чтобы увидеть, что их герой принес с охоты. Они звали его разными именами, которые дали ему за годы.
Великий охотник Солиран.
Смелый воин Солиран.
Гроза демонов Солиран.
Последнее задело душу Солирана. Еще до того, как он был достаточно взрослым, чтобы вырезать из бамбука духовой пистолет, о нем ходило достаточно легенд, чтобы хватило на ночь рассказов. Он мог бесстрашно ходить по джунглям, отгоняя духов одним взглядом. Они все верили, что он пошел в отца. Хоть у него были два старших брата, жители деревни говорили так, словно решение о наследовании было написано на звездах.
Вздохнув, Солиран опустил еще теплый труп оленя на землю со стуком. Репутация опережала его. Сплетни умели строить или уничтожать характер. Он был уже юношей, его мышцы были сильными от охоты и набегов, волосы отросли, длинные, как у всех воинов. Он смазывал их маслом и расчесывал, чтобы они выглядели аккуратно под красной повязкой, пропитавшейся потом.
Солнце пылало сверху, белое на лазурном небе. Воздух мерцал. Рабы прибыли и унесли добычу. Охотничьи псы, которых он взял с собой, ворвались в деревню с лаем. Может, они ждали хороший ужин. Коричневая собачка с хорошей шерстью понюхала обгоревшую на солнце ногу Солирана. Он похлопал ее, хваля за работу, а потом прогнал.
— Брат! Брат! Что еще ты поймал? — девочки и мальчики окружили его, улыбаясь так широко, что он видел, где у них не хватало зубов.
Из сумки он вытащил длинный сверток, полный птичек, которых он убил пращей. Алые пятна засохли на перьях птиц.
— Так много… — малыши потрясенно утихли. Солиран вручил сверток самому худому из детей, у него постоянно сползала набедренная повязка. Большие глаза мальчика глядели на добычу.
— Однажды ты будешь охотиться для деревни, но нужно сначала вырасти большим и сильным. Принеси это маме, чтобы она приготовила вкусный ужин, — сказал Солиран. Когда тощий мальчик забрал птиц, Солиран пошел к своей хижине, другие дети наблюдали за ним мерцающими глазами.
Он хотел, чтобы их восхищение было заслуженным.
Завтра будет полная луна Химабуяна — пятого месяца, когда черви выбирались из полей. Завтра пройдет Охотничий ритуал, и он и его старшие братья, Соли-ан и Гурун, пойдут в лес одни в поисках особого Талунанона, которого звали Танг Асу. Все прошлые дату Барангай Мангангасу проходили ритуал. Исход определит имя следующего дату. Правило было простым: преуспеет только сильнейший. Это определит скорость: нужно было первым принести Танг Асу, мертвого или живого.