– Вот как, – изобразил неподдельное внимание монах. – Всем, чем могу, так сказать, помогу. Но что может понадобиться от скромного книжного червя столь прославленному хранителю устоев Богов?
Выспренняя речь в устах брата Маркуса вовсе не казалась напыщенной. Велик талант этого монаха, велик и многогранен. Да и монах ли он вообще? И, кстати, последние слова он произнёс об Оррике или о ком-то повыше? Епископе, например.
– Информация, конечно же, – удивлённо ответил мой спутник. – Что ещё нам может понадобиться?
И это боевик-инквизитор? Вот уж теперь ни в жизнь не поверю, что им платят только за меч. Оба служителя церкви сейчас напоминали маститых футболистов. Сделали на пробу пару финтов в начале, показали невзначай свое мастерство, а затем принялись лениво перекатывать мяч друг другу.
– Расскажите про двухтысячелетний цикл, – рубанул без всяких предисловий я. Мне до смерти надоело сидеть без дела, наблюдая, как другие занимаются своим делом, не обращая на меня внимания. Так к чему эти бесполезные разговоры про погоду?
Есть все-таки высшая справедливость, есть! Я был разом вознагражден и за прошлые не самые приятные высказывания заносчивого монаха, и за все будущие. Брат Маркус захлебнулся вином и сейчас отчаянно пытался откашляться, чтобы восстановить дыхание. Я мстительно наблюдал за тем, что он ловит воздух, как рыба, выброшенная на лёд, а заодно безуспешно пытается со светлой рубашки стряхнуть капли вина.
Между прочим, хитрый монах выставил на стол отнюдь не то вино, которое мы захватили с поверхности. По деревянным кубкам разлили то самое пойло, о котором с такой брезгливостью нам поведали. Наши две бутылочки брат Маркус решил оставить для лучшей компании, то есть, видимо, для своей.
Бросив короткий взгляд на Оррика, я подметил, что мелкая пакость, подстроенная ближнему, и в несусветной дали от дома вызывает удовлетворение у большинства свидетелей. Тем более, что может быть приятнее, чем досадить сопернику. Особенно из соседнего ведомства. То, что они из разных ведомств или хотя бы имеют двух разных хозяев, я уже догадался.
Держать удар брат Маркус точно умел. Он достаточно быстро взял себя в руки и посмотрел на нас совсем другими глазами. При этом мне достались львиная доля внимания и колючий, пронизывающий взгляд. Такое впечатление, будто ты заглянул в колодец, ожидая увидеть воду, а на тебя наставили крупнокалиберный пулемёт. Над монахом потихоньку вспухал светло-фиолетовый пузырь с синевато-черными прожилками, нервно подергивающийся и с резкими, колючими очертаниями. Такого цвета мне пока встречать не приходилось. Так что и определиться точно, с какими чувствами ко мне подбираются, не получилось – слишком много всего оказалось намешано: любопытство, раздражение, злость и много чего ещё. Что ж, подождём, пока горизонт прояснится.
Чтобы не показывать нервное напряжение, я ухватился за кубок, быстро ополовинив содержимое. Надо же, вкус оказался гораздо лучше, когда сидишь на иголках.
– Откуда ты знаешь о циклах? – рявкнул брат Маркус, и мне показалось, что сейчас на меня бросятся с кулаками. Или прирежут по-тихому. – Он не из ваших, – утвердительно сказал монах, кивая Оррику на меня.
– Не стоит так волноваться, – успокоил его Оррик. – Это просьба епископа.
Но брат Маркус и не подумал расслабляться. Складывалось впечатление, будто гончая напала на след, и он готов броситься в погоню. Уж не за мной ли?
– Мне плевать на вашего епископа, даже если это сам отец Тук, – проговорил монах категорично. – Мне нужно подтверждение ваших полномочий.
Сам отец Тук? Я мысленно разинул рот и присвистнул от удивления. Кто же такой этот маленький старикан? Не о каждом говорят в подобном ключе: «сам». И второе, не менее любопытное: похоже, брат Маркус не подозревал, кто нас послал. Ну и третье, что меня изрядно порадовало: мой словарик продолжал набухать, через несколько секунд пополнившись заковыристым словом «полномочия».
Реакцию Оррика предугадать оказалось не трудно: здоровяк схватился за бока и заухал, как заправский филин. Я тоже не смог сдержать улыбки, чувствуя комичность ситуации. И только брат Маркус был не в курсе происходящего. Он подозрительно посматривал на нас обоих, но пока не знал, как ему реагировать.
Отсмеявшись, Оррик потянулся к моему кубку, отхлебнул пару глотков, посмотрел на опустевшее дно и растянул рот до ушей.
– Так это он и есть. Сам, так сказать.
Спустя мгновение ржали уже оба, Оррик держался за живот и все твердил, что больше не может, а брат Маркус смеялся раскатистым, заразительным смехом, наполняя небольшое пространство столовой мощными волнами своего голоса.