Мы вышли на ратушную площадь. Вряд ли за всю историю существования Рогон видел такое столпотворение. На площадь согнали всех жителей города и тех, кому посчастливилось стать его гостями. Вряд ли ждали только нашего появления, но пока что ничего не началось. Крайне удивительно выглядела толпа, в которой слух не улавливал ни малейшего гула. Люди стояли молча, как будто их всех уже приговорили, а спустя какое-то время палач доберётся до каждого.
Перед самым зданием ратуши соорудили помост, отдалённо напоминающий эшафот. По периметру площади, как оловянные солдатики, стояли вооружённые до зубов инквизиторы. Я прикинул на глаз, их выходило не меньше сотни. Сотня вооружённых людей против толпы из восьмисот. Не смешно. Учитывая, что о пулеметах и картечи тут и не слышали, шансов остановить толпу у них не было. Но людей сдерживал страх не перед оружием, а что-то гораздо большее. На ум приходили мысли о стаде баранов, которых пригнали сюда на убой.
На помосте началось шевеление. Сначала показалась знакомая фигурка отца Тука, он о чем-то спорил с высоким, костлявым человеком, облаченным в такую же рясу. Кроме них, на помосте показалось еще с десяток фигур, облаченных в длинные серые плащи с глубокими капюшонами.
– Чтецы Душ! – выдохнул кто-то рядом, я обернулся, увидев опрятно одетого тщедушного человека средних лет.
Ребята в балахонах – точно эльфы! Слишком высокие для людей, они двигались чересчур плавно и грациозно. С того места, где стоял я, было не очень хорошо видно, но мне хватило, чтобы понять, что сейчас все начинается. Отец Тук пришёл, наконец, к согласию с длинным священником и сделал шаг вперёд к самому краю сцены.
– Мир вам, дети мои! – слова разнеслись по площади, как ураганный ветер над морем. Отец Тук умел пользоваться своим непревзойдённым голосом, с лёгкостью перекрыв начавший ропот толпы. – Мы позвали вас всех для того, чтобы наказать несправедливость!
Толпа с готовностью отозвалась на его призыв: конечно, накажем, святой отец! Только укажи, кого, а там мы уж…
– Я нисколько не сомневался в вашей готовности прийти на помощь обиженным! – все, он завладел их душами, купив этими словами со всеми потрохами. Теперь народ разорвет любого, на кого он покажет. Мне стало не по себе.
Отец Тук скорбно сложил руки на груди. Толпа постепенно смолкла, ожидая дальнейших слов священника.
– Дети мои, наши друзья уверены, что свершивший злодеяние сейчас среди нас.
Голос инквизитора довел толпу до исступления.
– Но ему не скрыться от нашего гнева! – его негодование взлетело до самых небес вместе с ревом толпы, а я смотрел на тщедушного священника, который внимательно обозревал свою паству.
Процесс опознания лиходея захватил массы. Нас разделили на десять примерно равных частей, пресекая возражения людей, которые хотели быть вместе, но попали в разные группы. При этом я не заметил, чтобы инквизиторы действовали чересчур жестко. В основном старались обходиться уговорами. Но исключение, как известно, лишь подтверждает правило, и кое-кому все-таки перепала пара увесистых тумаков.
Баронов в образовавшейся сутолоке я, естественно, потерял. Повертев для очистки совести несколько раз головой, я решил, что искать их среди такого количества людей глупо, да и незачем. У меня своя задача. Не наделать глупостей, которые позволят меня поймать. Ведь весь этот цирк приехал по мою душу.
– Негодяи вынашивали планы украсть великий артефакт, который принадлежал нашим друзьям, но волею судьбы нам удалось предотвратить злодеяние! Мы можем передать его в руки законных владельцев с чистой совестью! – епископ воздел вверх руки с чем-то, напоминающим рог.
Я не мог поверить своим глазам! Артефакт все-таки достался эльфам! Выходит, Вордо зря отдал свою жизнь. Все эти люди погибли напрасно. На какую сделку пошел епископ, чего ему стоило договориться, чтобы не поднялась шумиха? Хотя причём тут, собственно, он? Решения принимают наверху, а что им какая-то жизнь?
– К счастью, убийца оставил свой след, и сегодня, сейчас, при помощи наших друзей мы отыщем его! – закончил епископ громовым голосом, так что первые ряды присели от звуковой волны. Зато остальные бесновались так, что я испугался: сейчас вся толпа бросится крушить город и инквизиторов направо и налево.
Я недооценил инквизитора. Мягкими словами он погасил вспышку ярости, заставив толпу утихнуть. В другое время я бы восхитился его умением: так тонко играть на настроении людей, насколько жестоко контролировать их эмоции – это талант, даже талантище!
Тут я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой. Ведь если с такой лёгкостью сдали реликвию, за которой охотились столько времени, то что говорить обо мне? Какая такая у меня ценность, которую нельзя принести в жертву, чтобы отвязаться от Старших Братьев? Оррик как-то использовал это название древней расы, прозвучавшее в его устах, как изощренное оскорбление.