Я приступил к осуществлению плана – дождался перерыва в череде путешественников, убедился, что телеги ползут с нужной мне стороны и выставил мешок с артефактом на видном месте. А дальше дело за обычной человеческой жадностью: кто-нибудь точно приберет мою поклажу к рукам. Для верности я сунул в нее один золотой. Так она станет еще привлекательнее. Кинжал, как ни кричало чувство опасности, я оставил себе. С ним росла моя уверенность в собственных силах.
Как и ожидалось, мою поклажу сразу заметили. Ещё бы! На это и был расчет! Рядом остановились сразу две скрипучие телеги, на передней покачивались три мужика, а задняя пестрела целым частоколом голов, среди которых мелькали в основном детские вихры и несколько женских платков. На землю спрыгнул мужик, держащийся за вожжи, косая сажень в плечах, затем ещё двое, помельче. В глаза бросилось семейное сходство – они походили друг на друга, не только лицом, но и повадками. Мужики неторопливо посовещались, самый старший, весь заросший черной всклокоченной бородой и основательный, как утес, пару раз поковырял находку ногой.
Я разволновался, с трудом подавляя желание выскочить из кустов и всучить ему сумку.
Да что такое? Мин нет! Бери скорее!
От нетерпения меня била дрожь. Мысленно я принялся поторапливать бородатого: «Чего тут думать? Хорошая вещь! Поднял, закинул в телегу и радуйся, что твое. Хозяин давно уехал и не вернётся».
Мужики ещё раз посовещались, бородатый плюнул себе под ноги и телеги покатили к воде. На сумку больше никто не обращал внимания, оставив меня с разинутым от изумления ртом.
Не понял! А где кража со взломом? Где радостные крики обладателей неожиданной находки? Где вопли и проба монеты на зуб?
Когда действующие лица покинули сцену, я тихо выругался. Как же так? Ведь план реально хорош! Все продумано до мелочей и все условия соблюдены. Надеюсь, у других с совестью все в порядке и крестьяне просто испугались последствий. Это плохо, если не взяли эти, то где гарантия, что другим хватит духа. Сколько мне тут сидеть? Припасы не бесконечные, а мне ещё нужно понять, как попасть в город. С досады я пнул свой мешок ногой, взвыв от боли: босым такие проявления эмоций чреваты. Кто-нибудь задевал мизинцем ноги ножку стола?
Выпустив воздух сквозь плотно сжатые губы, я вернулся к наблюдению за дорогой. По ней катила ещё одна телега.
Под вечер мой гениальный план трещал по всем швам. Проклятую сумку, этот чертов мешок с вещами покойного атамана, как заколдованный, старались обходить стороной. Передо мной проползло два десятка телег, пронеслось несколько конных – к мешку никто не притронулся. Кто-то подходил и смотрел, кому-то хватало одного взгляда. Неужели мироздание рухнуло, и я попал в мир, где даже не знают про то, насколько обладание вещами ближнего своего может быть сладостным? Может, Бог запрещает им брать чужое? У человека, позарившегося на вещи ближнего, сразу отсыхают руки и отваливаются уши? Если завтра повторится то же самое, придётся изобретать что-то новое, таскать артефакты с собой небезопасно.
Я приказал себе не унывать. Впереди ещё один день. Не может же на всём белом свете не найтись того, кто поведется на добротную вещь!
Между тем заметно стемнело. Ещё не сумерки, но где-то близко. Пора было закрывать аттракцион, в темноте можно вещицу отдать не в те руки. А нам это надо?
Берег озера снова опустел, на дороге в обе стороны ни единой живой души – мне пришло в голову, что я тоже заслужил награду. Весь день я наблюдал за тем, с какой радостью люди бросаются в воду и вынужден был лишь крепче сжимать зубы. Искупаться хотелось неимоверно. А в мыслях одни подводы, крестьяне и всадники. Да сумка ещё эта проклятая. Пора подумать и о себе. К черту все, купаться и точка!
Правда, мерами предосторожности пренебрегать не стоило. Гости могли показаться у водоема в любую минуту, поэтому, прежде чем залезть в воду, я долго вглядывался в опускающиеся сумерки. Незамеченным можно подобраться с другой стороны озера, но за весь день я не увидел там ни одной живой души, а очередные путники задерживались.
Вода, как много в этом слове… И пусть я немного ерничаю, но хотелось чего-то грандиозного и высокопарного. Наружу рвались великие слова. Возможно, именно так они и рождались. Воскликнул же Архимед «эврика», когда принимал ванну? Вдруг и у меня тоже получится оставить свой след в истории?
Душа пела от счастья, и я не заметил, как оказался на глубине. Отсутствие твёрдой поверхности под ногами тут же продемонстрировало, что знание и умение – совершенно разные вещи. Я захлебнулся, и впервые в жизни меня охватила волна паники. Руки вопреки разуму замолотили вокруг, пытаясь нащупать опору. Нет, не ту, с помощью которой можно перевернуть мир. Любую.