Поразмышляв таким образом, Кэрол почувствовала, как эйфория, в которой она пребывала со вчерашнего вечера, рушится. Дымка забвения рассеивается, возвращая ее к действительности. Что ж, она должна вернуться в реальность, как бы хорошо ей не было за ее пределами. Сказка, в которую она позволила Рэю себя увлечь, закончилась. Она была прекрасной, но очень короткой. Пришла пора выходить из экстаза и беспечного блаженства, самой, пока ее оттуда не вырвали силой. Пора что-то делать. Эта война развернулась вокруг нее, и ее должна закончить именно она, а не один из ее мужчин, убив другого.
И она стала думать, отогнав одолевавшие ее усталость и сонливость.
Если она сбежит отсюда, спустившись по пожарной лестнице, идти ей некуда, без денег и документов. Вариант тогда один — вернуться к Джеку. Но обмануть его ей вряд ли удастся, если она попытается убедить его в том, что Рэй к ее исчезновению из больницы не имеет никакого отношения. И уж тогда Джек наверняка поймет, какие у нее теперь отношения с Рэем. Если все же еще не понял, в чем она все-таки сильно сомневалась. Поэтому возвращаться к Джеку ей было страшно до безумия. Даже если она вернется и все обойдется — что дальше? Все равно ей надо уехать от него. А как, если он не отпускает, если опять упечет ее в больницу? Нет, туда она не хотела возвращаться, ни за что. Уж лучше умереть. Но и умирать ей не хотелось. Нужно воспользоваться предоставленным ей шансом, тем, что выскользнула из цепких рук Джека, и исчезнуть, пока опять не попалась. Тогда ей уже вряд ли удастся вырваться.
Она заставила себя сползти в кровати и взять телефон. Решительно она набрала номер и с взволнованно стучащим сердцем ждала, когда снимут трубку. А, услышав голос Уильяма Касевеса, обрушила на него поток отчаянных умоляющих слов, захлебываясь от одолевавших ее слез. Некоторое время опешивший старик молча слушал ее, потом все же мягко, но решительно перебил.
— Кэрол, я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я помог тебе сбежать от мужа?
— Не только сбежать, но и скрыться так, чтобы он меня не нашел! Умоляю вас, Уильям, вы единственный, кто может мне помочь!
— Где ты, деточка? Разве ты не в больнице?
— Нет. Рэй забрал меня оттуда и я… я не знаю, где я. Он привез меня в какую-то квартиру. Я здесь со вчерашнего вечера.
— Но Рэй же должен быть в Париже…
— Я знаю.
— А Джек? Он знает?
— Нет.
— Рэй что, с ума сошел? А ну-ка, дай ему трубочку.
— Его нет, он ушел. Запер меня и ушел. И он действительно сошел с ума, Уильям! Мне нужно немедленно уехать, иначе случится беда. Ты же знаешь Джека. И знаешь Рэя, знаешь, каким он может быть упрямым. Если я не исчезну, кто-нибудь умрет, и ты понимаешь, что это будет Рэй. Его нельзя образумить, Уильям. Да, к тому же, уже поздно. Если Джек узнает, что он похитил меня из больницы, что я была здесь, с ним… ну, ты и сам все понимаешь. Джек и без того его ненавидит.
Уильям задумчиво молчал. Он, конечно, знал о влюбленности Рэя в Кэрол, знал о его легкомыслии, безрассудстве и упрямстве, но все же не ожидал, что он настолько потеряет голову. Понимал, что и пытаться образумить его не только бесполезно, но и поздно. Касевес пощадил чувства девушки и не стал спрашивать, насколько поздно, но он и сам догадался. Он не мог винить девочку. И, как мужчина, понимал Рэя, даже если и не одобрял. Касевес любил Куртни, как если бы она была его родной дочерью. Любил он и Рэя, как сына. Он знал его еще с тех пор, когда он мальчиком встречался с Куртни. То есть с семнадцати лет. И, не смотря на то, что парень был далек от идеала и примерное поведение было только его маскировкой, Уильям всегда питал к нему симпатию, если не отеческую любовь. Рэй чем-то напоминал ему его самого в молодости, такого же неуемного охотника за любовью женщин. Рэй был дорог его одинокому сердцу, особенно теперь, когда не стало Куртни. А его вызов Джеку Рэндэлу хоть и был безрассудным, но не мог не вызвать уважения своей мужской храбростью и дерзостью, не побоявшегося и решившегося настоять на своем и побороться за женщину.