А Рэй, приехав домой, с удовольствием расслабился в наполненной до отказа ванне, наглотавшись таблеток от похмелья и головной боли. Положив на лицо маленькое полотенце, смоченное в холодной воде, он старался ни о чем не думать, но горькие мысли сами лезли в раскалывающуюся от боли голову. Все его замыслы и планы полетели к черту, как и вся жизнь. Ничего ему больше не хотелось. Он чувствовал себя опустошенным и больным, не так телом, как душой. Хотелось опуститься на дно ванны и утопиться. Только храбрости не хватало. И он знал, что будет жить дальше и, как и раньше, страдать от своей безнадежной любви к той, которой не был нужен. Он всегда это понимал, но отказывался в это поверить, считая просто невозможным то, что его может отвергнуть женщина. Что Кэрол сопротивлялась ему только из-за Куртни.
Но Куртни больше нет, а она все равно от него сбежала, так подло, подарив ему надежду и любовь, не сказав ни слова, даже не попрощавшись, зная, какую боль ему этим причинит. Никогда с ним так не поступали, никогда так не ранила женщина. Она просто выкинула его из своей жизни, даже не задумываясь, как лишнюю и не нужную помеху. Да, какое точное определение — помеха. Это то, чем он был для нее с тех пор, как стал проявлять к ней нежные и более глубокие чувства. Всего лишь помеха. Он и его любовь всегда ей мешали, и в ее отношениях с Куртни, и в личной жизни, и она даже не пыталась этого скрыть. Его любовь, такая чистая и светлая, была ей отвратительна, она воспринимала ее как что-то постыдное, заслуживающее только одного осуждения. Рыдала и кричала, что ненавидит его в один из самых счастливых для него моментов в его жизни, когда он ею овладел. Смотрела на кольцо, которое он ей преподнес с таким благоговением и с такой любовью, предлагая не только себя и свою любовь, но и всю свою жизнь, так, будто он протянул ей стакан с ядом, отшатнулась, побелела вся. Никогда, ни на один миг, она не откликнулась на его любовь, знала, что и не сделает этого, даже когда отдавалась ему, обнадеживая, с такой пылкостью, с такой страстью и нежностью. Обнимала его, целовала, дарила жаркие взгляды и ласки, а сама планировала свой подлый побег. Рэй не понимал, почему она так жестоко с ним поступила. Не из-за Джека, нет. Слишком поздно он понял, что даже если бы Джека не стало, она все равно бы никогда не приняла его предложения и из постели бы своей его вышвырнула. И Рэй даже был рад, что Ноэль-Тимми, вдруг отказался выполнить заказ и вернул аванс, сославшись на письмо Кэрол, в котором она просила его не причинять вреда Джеку. Этот парень еще и набросился на него с возмущением и упреками в том, что он, Рэй, разболтал обо всем Кэрол и открыл ей то, что он наемный убийца и собрался пристрелить ее мужа. Рэй пытался его убедить в том, что ничего не говорил Кэрол, что ему самому было недопустимо признаваться в том, что он задумал убить Джека. Объяснил, что Кэрол на самом деле ничего не знает, что все это просто удивительное совпадение, потому что она увидела сон, в котором ей приснилось, что Тим убивает Джека, а она всегда была очень впечатлительна к своим снам и, скорее всего, просто подстраховалась для собственного успокоения, так, на всякий случай. Тим вроде немного успокоился, но все равно остался недоволен и распрощался с ним довольно сердито, попросив больше его не беспокоить.
Теперь Рэю было на все наплевать, даже на Рэндэла. Он понимал, что Кэрол кто-то помог уехать, и даже знал, кто. Касевес. Больше не кому. Первым его порывом было броситься к нему и добиться признания, куда он спрятал Кэрол, но, уже войдя в палату, он так и не сказал о Кэрол ни слова. Касевес не признается и не скажет. А если даже скажет, то что толку? Ну, приедет он к ней, чтобы лишний раз убедиться, что не нужен, чтобы дать ей еще одну возможность осквернить своим презрением его любовь и опять его отвергнуть, унизить и причинить нечеловеческую боль. Да еще он может вывести на нее Рэндэла, который того и ждет.