Присев напротив него, Рэй обнял его и жадно прижал к груди.
— Я тоже люблю тебя, мой мальчик. Очень люблю. И хочу, чтобы ты помнил об этом, всегда, что бы ни случилось.
Отстранившись, Патрик пытливо взглянул ему в лицо подозрительно и, как показалось Рэю, зло прищуренными глазами.
— Рэй, а правда то, что ты трахаешь мою маму?
Рэй с трудом сохранил непринужденное выражение лица, но почувствовал, как загорелись щеки. Тогда он нахмурился, сдвинув брови и раздув от возмущения ноздри. Испугавшись, что он рассердится и обидится, мальчик поспешил оправдаться:
— Я просто слышал, как дед говорил что-то такое папе по телефону. Только я, конечно, не поверил. А еще… — Патрик с затаенной мукой в глазах смотрел на него, выдавая Рэю свои страдания из-за услышанного. — Еще то, что ты хочешь отобрать маму у папы. Отбить, чтобы она стала твоей женой.
Рэй положил руки на его хрупкие маленькие плечики, полностью накрыв их ладонями, и слегка сжал пальцами, смотря прямо в серые умные глаза, глаза Джека, странно смотревшиеся на этом невинном детском личике.
— Нет, Рик. Наверное, ты что-то не правильно понял, или твой дедушка просто так шутил, а ты принял за правду.
— Значит, это все неправда?
— Конечно, нет.
— Ты клянешься?
— Послушай, Рик. Твоя мама была еще девочкой, когда пришла жить в этот дом, ко мне и Куртни. А твоему деду и отцу просто не нравится, что мы с ней дружим, вот они и говорят всякие гадости. Я очень люблю и тебя, и твою маму, но не так, как они думают.
— Как сестру, да?
— Ну… да, что-то вроде того.
— А разве сестру целуют так, как ты ее поцеловал на конкурсе в Диснейленде? Так целовал ее только папа, когда думал, что я этого не вижу. Так целуются в кино эти… как их… влюбленные, вот.
— Так это же было понарошку. Ведь я был принц, а она принцесса, а в сказках принц всегда целует принцессу, когда спасет. Ты же сам слышал, как все кричали, чтобы я ее поцеловал. И все понимали, что это не по-настоящему, что это просто игра. А ты не понял разве?
— Нет, я понял. Только это выглядело, как по-настоящему, а не как понарошку. Может, поэтому папа и дед стали такое про тебя говорить?
— Может, и поэтому. Наверное. Но ты-то мне веришь?
— Ты так и не поклялся. Поклянись своей жизнью. Скажи: «Что б мне сдохнуть, если я вру».
Рэй обижено поджал губы, осуждающе покачав головой.
— Не веришь, значит. Хорошо. Я клянусь и что б мне сдохнуть, если я вру. Ты доволен? Тема закрыта?
Мальчик понурил голову.
— Да. Ты обиделся?
— Да, я обиделся.
— И мы теперь не поедем на пляж? — упал духом Патрик.
— Поедем, — сердито буркнул Рэй и взял стоявшую у стены доску для серфинга. — Это плохая доска. Поехали, я куплю тебе другую. Настоящую. И покажу, чем они отличаются. И заедем в спортивный клуб, запишем тебя в секцию. По рукам?
Патрик запрыгал на месте от восторга и ударил ладошкой по протянутой Рэем руке.
— По рукам! Ой, а про подарки-то забыли! Смотри, что я тебе привез!
Примечание: *В Калифорнии газовая камера была признана «жестоким и необычным наказанием» и запрещена к применению только в 1996 году. В 2006 году также была запрещена инъекция, таким образом все методы казни были запрещены в Штате.
Глава 17
Не прошло и двух недель, как Патрик со слезами прибежал к Рэю прямо в офис, чтобы сообщить, что его выгнали из секции. Рэй не удивился его появлению. Мальчик был не по годам самостоятелен, и теперь, когда не было рядом мамы, которая ущемляла его свободу и никогда не отпускала его одного дальше, чем к соседским мальчишкам в гости, уверенно и деловито разъезжал по городу, заказывая себе такси или ловя машину прямо на улице.
Со смехом рассказывал он, что останавливается первая же проезжающая мимо машина, и водители, все как один, спрашивают одно и то же: «Ты что, потерялся, малыш?». И, отложив все свои дела, везут его, куда он скажет. И вытягивают от изумления лица, когда он деловито вручает им деньги, благодарит и, выйдя из машины, важно отправляется по своим делам.
Джек не запрещал ему это, повелев Норе отпускать мальчика одного из дома. Он не хотел видеть в своем сыне беспомощного ребенка, который без мамы не мог бы и шагу ступить, постепенно приучая к самостоятельности. Он не боялся за мальчика. Мальчик был не по годам уверен в себе, сообразителен, деловит и в случае необходимости мог постоять за себя. Он мог дать отпор даже взрослому человеку, что происходило уже не раз, когда он бросался на обидчика, не задумываясь о его возрасте и силе, шокируя своей дерзкой смелостью, агрессивностью и жестокостью. Однажды он чуть не откусил нос учителю по физкультуре, когда тот, по его словам, дал ему затрещину за баловство и непослушание. Джек поверил сыну, а не учителю, который отрицал насилие со своей стороны, а поведение мальчика объяснял тем, что у ребенка попросту с головой не все в порядке. Джек повел себя беспощадно с учителем за то, что тот посмел поднять руку на его сына, да еще и говорить о нем, что он ненормальный. Учитель не только с треском вылетел из школы, лишившись права на преподавательскую и тренерскую деятельность, но и отправился на год в тюрьму по обвинению в неоднократном применении насилия к ученикам. Впрочем, это была правда. Многие дети подтвердили, что он бывал груб и не сдержан и нередко раздавал пинки и затрещины, а потом угрожал, что если дети расскажут об этом родителям, то он, в свою очередь, доведет до их сведения, что они, дети, плохо себя ведут, и пугал тем, что их же и накажут и они получат оплеух еще и от родителей. И Патрик был первым и единственным, кто дал ему отпор, да так, что истекающего кровью преподавателя увезли на неотложке с наполовину откусанным носом. Этот случай превратил Патрика в маленького героя среди ребятишек в школе, и даже старшеклассники стали относиться к нему по-дружески и с уважением. Но после того, как Патрик, опять же на уроке физкультуры, повздорив с каким-то мальчишкой, раздробил его лицо гантелей, едва не забив до смерти и, если бы не вмешательство учителей, так бы, наверное, и случилось, его стали бояться не только ученики, но и учителя. И если бы его отца не боялись еще больше, Патрика наверняка исключили бы из школы. Джек сам хотел перевести его в другую школу, но мальчик воспротивился и сумел переубедить отца, сказав, что здесь к нему уже никто больше задираться не станет, а в новой школе ему опять придется давать отпор задирам, которые будут провоцировать его на драки. Джек вынужден был признать, что мальчик прав, и не стал настаивать. Патрик упивался тем, что перед ним испытывают страх, получал от этого удовольствие, и Джек это видел, но лишь улыбался, потому что сам был таким же.