— Патрик занимается у меня всего две недели, но из новичков он стал лучшим. Как профессионал, я скажу вам, что из него вышел бы толк. Из всех своих учеников я оставил бы его одного и вырастил бы из него будущего чемпиона. Мальчишка с характером, удивительно силен, ловок и быстр для своего возраста. У него потрясающая реакция. Но есть одно «но», которое делает вашего мальчика непригодным, более того, вынуждает меня исключить его из числа моих учеников и посоветовать вам отдать его в иной вид спорта, исключающий насилие — это его нездоровая склонность к этому насилию, жестокому насилию. И Патрик приходит сюда именно за этим.
Рэй молчал и разглядывал обезображенную «грушу». Блер с сочувствием смотрел на него, ожидая, что он скажет. А Рэй думал о мальчике, изуродованном гантелей, о посещениях Патриком психиатров, об Элен и ее неизлечимой болезни, о Кэрол и ее странностях, о женщине, которую она убила, во что он до сих пор не мог поверить, о лечении девушки в психиатрической больнице. И сердце его сжалось от ужаса.
— Благодарю вас, — охрипшим голосом проговорил он и, не взглянув на тренера, развернулся и поспешно ушел.
В машине его ждал Патрик.
— Ну, что?
Опустившись на сиденье, Рэй на мгновенье замер, все еще не придя в себя и видя перед глазами изрезанную «грушу» с искаженной рожицей. В кармане брюк он чувствовал тяжесть ножа. Повернувшись, он пристально посмотрел на мальчика, так пристально, как никогда еще не смотрел. Этого не может быть. Всего лишь маленький невинный ребенок, такой хрупкий и беззащитный.
— Зачем тебе нож, Рик?
На лице мальчика не дрогнул ни один мускул. Он ждал вопросов и, похоже, подготовился.
— Просто так. Я с ним играю.
— Играешь? И как же?
— Ну, по-разному. Вырезаю рогатки. А еще я люблю вырезать из дерева фигурки. У меня даже уже есть собственная коллекция. Я тебе ее покажу, если хочешь. Правда, у меня пока не очень хорошо получается. Но мне очень нравится, я даже журналы покупаю специальные и учусь. Не кухонным же ножом мне работать! — деловито закончил он.
— Насколько я знаю, для резьбы по дереву есть специальные ножи. А этот совсем для этого не подходит, он не удобен, разве ты не заметил, когда вырезал свои фигурки?
— Заметил. Но я не знал, что существуют специальные ножи. В журналах об этом ничего не написано.
— А зачем ты носишь его с собой?
— Так я при каждой свободной минуте вырезаю свои фигурки, вот, посмотри, — мальчик вытащил из джинсов маленькую, не больше его кулачка, продолговатую обструганную деревяшку, по форме напоминающей неизвестного четвероного животного. — Это наш Аккурсио. Ну, правда, он еще не готов, потому и не очень пока похож. Тебе нравится?
Он заискивающе и смущенно взглянул на Рэя. Тот взял фигурку и стал внимательно разглядывать.
— Да, у тебя хорошо получается. Молодец. Но носить нож с собой нельзя, никакой, понимаешь? Поэтому, если тебе нравится вырезать фигурки, делай это дома. А зачем ты порезал тренера?
— Он был со мной груб, — обиженно пробурчал мальчик. — И он хотел отобрать у меня нож. А он не имеет права, потому что это мой нож! И вообще, это вышло случайно. Я вырывался и нечаянно задел его.
— А то, что ты сделал с «грушей» — это что?
Патрик захихикал.
— Я мальчишек хотел напугать.
— Ты напугал не только мальчишек, но и тренера, и меня.
— Здорово!
— Нет, Рик, совсем не здорово. Тренер сказал, что сделал бы из тебя настоящего чемпиона, если бы ты не отличался таким дурным поведением.
— Ух ты, это правда?
— Твое дурное поведение?
— Нет, про чемпиона.
— Правда. Только он тебя исключил. Из-за твоих проделок.
Мальчик поник.
— Тогда он соврал. Настоящих чемпионов не выгоняют из-за того, что они пошутили.
— Это шутка нелепая и страшная, Рик. И дело не только в этой «груше», — и вдруг его осенило. — Рик, ты любишь ужастики и боевики?
— А кто ж их не любит?
— А твои эти все проделки — уж не подражания ли этих фильмов, а? Тебе хочется быть крутым парнем, которого все боятся и который любит ломать кости всем подряд? Поэтому ты все это делаешь? Поэтому таскаешь с собой нож? Скоро, стало быть, начнешь разгуливать с пистолетом и мочить всех «плохих парней», попадающихся у тебя на пути?
На губах Патрика промелькнула едва уловимая и совсем не детская улыбка, насмешливая и неприятная. Так бы улыбнулся сам Рэй, если бы ему, взрослому человеку, сказали то, что он только что сказал мальчику. У Рэя снова неприятно сжалось сердце от жутковатого и нелепого ощущения, которое у него иногда появлялось и которое сегодня он почувствовал, как никогда, что детская невинность и непосредственность, что сам этот крошечный малыш, как будто был маской, за которой скрывалось что-то совсем другое. Ему часто казалось, что Патрик притворяется и хитрит, пользуясь своим невинным возрастом, как если бы взрослый человек вдруг превратился в ребенка и умело этим пользовался в своих целях. Было очевидно, что Патрик умственно и морально старше своего возраста, но ведь не может же быть, чтобы настолько! Вот и сейчас. Разве может пятилетний ребенок так улыбнуться, насмехаясь над наивностью взрослого человека? Или Рэю это только показалось? Конечно, показалось, иначе и быть не может. Потому что ребенок опустил голову и смущенно покраснел.