— Знаешь, Джек, разбирайся сам со своей матерью, — обиделась Кэрол. — Приезжай, и делай с ней, что хочешь. Выставляй за дверь, посылай к черту, а я не могу… и не имею права.
— Нет, моя хорошая, ты сделаешь то, что я тебе скажу. Дашь ей деньги на гостиницу или обратный билет и выпроводишь ее из дома. Сейчас же. Если хочешь, можешь даже вызвать для нее такси, чтобы совесть тебя не замучила.
— Но уже поздно. Я попрошу ее уйти завтра утром.
— Нет, немедленно. Не спорь со мной, Кэрол. Она больна. И я не хочу, чтобы она навредила тебе или Патрику. Откуда ты знаешь, зачем на самом деле она пришла? Эта женщина — ходячий мертвец. У нее СПИД. Вдруг она хочет поделиться своей болезнью? Один укол зараженной иглой — и все дела, нет ничего проще.
— Джек, ты серьезно? Это правда… что у нее СПИД? — обмерла Кэрол. — Откуда ты знаешь?
— Я все знаю, пора бы уже к этому привыкнуть. Она не любит меня, и я ей нужен, как собаке пятая нога. И я сомневаюсь, что она пришла в мой дом с добром. Одно из двух — или ей что-то от меня нужно, или хочет напоследок сделать мне гадость, чтобы жизнь сладкой не казалась.
— Но зачем ей делать тебе гадости, Джек?
— Ну, знаешь, как бывает — если мне плохо, пусть и другим плохо будет. Логика твоей матери, между прочим. Почему моя не может думать точно так же? В любом случае, у меня нет причин ей доверять. Убери ее из нашего дома от греха подальше. А я приеду — разберусь. Можешь на меня все спихнуть, если тебе неловко. Так и скажи — Джек не хочет, чтобы вы оставались здесь. Пусть проваливает. Скажи, я не буду с ней встречаться.
— Ты уверен? Может…
— Уверен. У меня давно уже нет матери, а эта женщина мне чужая. И для нее же будет лучше, чтобы мы не встретились.
— Джек, но ведь у нее такая… страшная болезнь. Она ужасно выглядит, худая, бледная. Может, ей совсем немного осталось. Может, это ваш последний шанс помириться.
— Никаких шансов.
— Даже… теперь? Неужели тебе ее не жалко?
— Представь себе, не жалко. А почему я должен ее жалеть? Меня никто никогда не жалел. Кроме тебя.
— Неужели ты ее не простишь… даже перед смертью?
— Ну, почему же, прощу, может быть, но после смерти. Вот сдохнет, и прощу. Но ни на похороны, ни на могилу не пойду, никогда.
— Джек, нельзя быть таким.
— Можно, любовь моя, даже нужно. Что такого в том, что я не хочу ее видеть? Это она так поставила, а не я. Она вычеркнула меня из своей жизни, я сделал то же самое. Почему теперь я должен что-то менять? Я не хочу. Я привык к тому, что у меня нет матери. И у меня нет никакого желания ее приобретать, к тому же больную и никчемную. Пусть отправляется умирать туда, где была все эти годы.
— А если ей нужна помощь? Может, у нее нет денег на лечение, и от этого зависит ее жизнь, — не сдавалась Кэрол, не соглашаясь с ним.
— Это ее проблемы.
— Джек… не надо. Ты же можешь потом об этом пожалеть, только поздно будет.
Он потерял терпение, взорвавшись.
— Отстань от меня, слышишь? Я же сказал, мне глубоко наплевать на эту суку! Я и пальцем для нее не пошевелю. А если ты сейчас же не выставишь ее… пеняй на себя!
Он бросил трубку. Посидев несколько минут в задумчивости, Кэрол накинула шелковый халат и с тяжелым вздохом вышла из комнаты.
Рамона только посмотрела на нее понимающими глазами, как будто слышала ее разговор с Джеком или просто ожидала подобной реакции с его стороны.
— Я пыталась… — с мукой в голосе выдавила Кэрол.
— Не надо, я все понимаю, — мягко перебила ее женщина. — Я сейчас уйду, не беспокойтесь.
Кэрол ждала ее в холле, чувствуя, как скребут на душе кошки. Она понимала обиду Джека, но не могла понять его непримиримости и такой жестокости. То, как он поступал — это неправильно. Так нельзя. Может быть, в другой ситуации, но не теперь, когда эта женщина пришла к нему, стоя одной ногой в могиле. Кэрол чувствовала жалость и сочувствие к этой маленькой, изможденной болезнью, обреченной женщине. У Джека не сердце, а камень. Его злопамятность и мстительность не знает границ, и порой Кэрол от этого становилось страшно. Когда она видела его таким, она начинала его бояться.
Увидев спускающуюся по лестнице Рамону с большим чемоданом, который она с трудом волокла за собой, Кэрол бросилась к ней, чтобы помочь. Несмотря на вялые протесты, она забрала чемодан и сама спустила его с лестницы. Потом, смущенно краснея и пряча глаза, протянула женщине деньги.
— Не подумайте ничего плохого, пожалуйста. Это… от меня. Думаю, они вам понадобятся. Я хотела бы вам помочь.
— Спасибо, — улыбнулась Рамона и невозмутимо взяла деньги.