— Она сама этого хотела! Она попросила меня, черт возьми, и я не мог ей в этом отказать!
— Я знаю, что она просила, но ты не должен был, не должен! Нет тебе прощения, Джек… Господи, ты хоть сам понимаешь, что ты наделал, Джек, сколько жизней ты погубил? Зачем… ради чего?
— Кэрол… — простонал он. — Что с тобой случилось, девочка моя? Ты сама понимаешь, что ты сейчас делаешь?
— Я мщу, за всех! Следую твоему примеру! — она подняла выше пистолет, целясь ему в голову. — Я же тебе говорила, держись от меня подальше, говорила!
— А-а, так это ты, стало быть, пустишь пулю мне в лоб? — горько усмехнулся он, с болью и обидой смотря на нее своими умными серыми глазами, как на предательницу. — А я, идиот, был уверен, что ты любишь меня.
На лице девушки отразилось растерянность и испуг, словно она вдруг осознала, что делает. Джек заметил, как задрожали ее губы, а в глазах появился ужас. Кэрол вдруг увидела его мертвое лицо и простреленный лоб, это ужасное видение, преследовавшее ее во снах. Она? Это сделает она?
Она мотнула головой, отгоняя страшное видение, всматриваясь в его лицо, бледное, застывшее и такое родное, такое любимое… в его глаза, проникающие в самую душу и смотрящие на нее с такой искренней любовью…
Боже, это уже было. Уже доводилось ей целиться в любимого мужчину. Она целилась в Мэтта, выбирая, кто из них будет жить. И не смогла в него выстрелить, зная, что если этого не сделает, он ее убьет. Теперь перед ней был Джек, сидя на полу, прислонившись спиной к столу и вцепившись побелевшими пальцами в простреленное плечо. Джек, которого она боялась намного больше, чем Мэтта, лишившегося рассудка. Джек, толкнувший на гибель Мэтта, хладнокровно своими руками оборвавший жизнь Куртни, жестоко расправившийся с Даяной и Рэем… Он молчал и больше ничего не говорил, только смотрел и даже не пытался ей помешать, застыв на полу, оглушенный, раненный ею не только физически, но и душевно, и не пытаясь это скрыть, утратив вдруг всю свою надменность и непробиваемость. Кэрол видела, что он не ожидал от нее такого, не ожидал, что она захочет, а главное сможет сделать то, что она сейчас сделала. Кэрол, его жена, любимая, единственная женщина, которая еще совсем недавно смотрела на него такими преданными любящими глазами и так боялась его потерять, выстрелила в него с явным намерением убить, и попала в руку только потому, что не умела стрелять. А теперь целилась более точно, чтобы не промазать больше. Она действительно его ненавидит, по-настоящему ненавидит, настолько, что желает ему смерти.
С удивлением Кэрол увидела, как он вдруг сжался и поник, отпустил кровоточащую руку, как будто она его больше не беспокоила. И отвернулся с таким несчастным видом, словно смотреть на направленный в него пистолет в ее руках ему было невыносимо больно. Он хитрит. Всего лишь хитрит. Он считает ее сумасшедшей, хочет навсегда заживо похоронить в психушке. И сделает это. Она должна остановить его, помешать ему, отомстить. За всех. Если она не сделает этого сейчас, никто его не накажет, все опять сойдет ему с рук. И он опять будет ломать человеческие жизни, уничтожать всех, кто ему не угодил. Что ж, значит это она… своей рукою… мужчину, которого так любила какой-то странной любовью, похожей на неизлечимую болезнь…
Любила и ненавидела одновременно. Жаждала пустить в него пулю и прижаться к его губам в страстном поцелуе, и не могла понять, чего хочет больше. Ну почему, почему он такой? Почему он не может быть просто мужчиной, просто мужем, которого бы она могла просто любить, а не бояться и ненавидеть? Почему она все еще продолжает им болеть после всего, что он сделал? Почему не может избавиться от его власти над нею? Как, как она может любить и жалеть этого морального урода, растерзавшего всю ее жизнь? Всего один точный выстрел, и все закончится. Она избавится от него раз и навсегда. Будет держать на руках его неподвижное тело, смотреть в мертвые застывшие глаза… и знать, что это она оборвала его жизнь. Разве она это переживет? Нет. Легче пустить следующую пулю себе в висок, чем жить с этим. Только хватит ли у нее храбрости? Нет.
И она вспомнила о своем другом видении. Ее собственная казнь. Вот оно. Сейчас она застрелит Джека, а его могущественный отец отправит ее за это в газовую камеру, где она умрет. А ее сын будет расти с мыслью, что она убила его обожаемого папу, будет проклинать ее, потому что никто и никогда не объяснит ему всего, а если даже и объяснит, он все равно не простит.
«Остановись! — вдруг прозвучал в ее голове голос Габриэлы, заставив Кэрол вздрогнуть. — Нельзя допустить, чтобы Джек умер. Его смерть повлечет за собой страшные последствия. В нем зло, но это зло ничто по сравнению с тем злом, что дремлет в твоем сыне. Джек — меньшее зло. Пусть это зло остается в этом мире, дабы не выпустить другое… Оставь его. Забирай сына и беги. Только Патрик теперь имеет значение, только он тебя теперь должен заботить. Обо всем остальном забудь. Обо всех забудь. Только Патрик, запомни. В нем страшная сила и страшное зло… И ты должна посвятить свою жизнь тому, чтобы они не поглотили твоего сына. Люби его, окружи заботой, огради от всего, что может спровоцировать в нем ярость. Никакой боли, гнева, злости, обиды… Только любовь и доброта. Может быть, это напрасные надежды, пустые усилия… но ты должна попытаться. Смерть отца, которого он боготворит — это такая боль и ярость, которую уже ничто не сможет усмирить. Если погибнет Джек, потом придется убить и твоего сына. Иного выхода не будет. Как по мне, я считаю, что убить его надо уже сейчас, и не ждать, когда он превратится в монстра. Но ведь ты этого не сможешь сделать. Так что пока делай, что можешь. Сохрани жизнь Джеку. Не позволь ему умереть».